Щепотка пороха на горсть земли
Шрифт:
К счастью, старший пастух, назвавшийся дедом Макаром, оказался человеком тертым. При виде размазанной по полю нежити он только присвистнул и сбил шапку набекрень, и не думая бледнеть или еще как-нибудь остро реагировать на неприятное зрелище. Знал он и местные порядки, так что вполне сумел заменить в этом бессловесную хозяйку. Никакой полиции в Шнали не было отродясь, судебных экспертов — тоже, но зато имелось несколько врачей, и один из них заведовал, среди прочего, небольшим моргом при городской больнице. За врачом, телегой и еще какой-нибудь
И за священником. В другом месте и в другое время Дмитрий вряд ли об этом подумал бы, но сейчас только приветствовал появление отца Алексия.
— Ань, может, ты пока за нашими вещами сбегаешь? — все-таки предложил он, когда они опять остались вдвоем, отойдя от побоища на чистое. Медведица упрямо мотнула головой и прижала уши, а большего рассмотреть не выходило — ночь подбиралась все ближе. — Там же и лошади, и одежда… — попытался он, но хозяйка была непреклонна. — Ну, как знаешь, — устало махнул он рукой и сел прямо там, где стоял, подогнув накидку.
Сил спорить с упрямой девчонкой не было.
Да их вообще ни на что не было, и Дмитрий, осознав это, повалился на спину и прищурился на небо, с которого при абсолютном штиле сыпался прямой, густой дождь.
Раж прошел бесследно, долг он вроде как тоже выполнил — все, что мог на настоящий момент, — и держаться оказалось не на чем. Больше того, под шелест дождя и отдаленные голоса пастухов, осматривающих своих подопечных, навалились разом все те мысли, которые ему до сих пор удавалось отодвигать подальше.
Неприятные мысли.
В голове так толком и не уложилось, что он теперь наполовину медведь или вообще неведомо кто, но в этого медведя порой превращающийся. Пока непонятно, когда и при каких условиях и чем еще это грозит, но он не сомневался: какие-то ограничения и неприятные моменты непременно еще выяснятся.
Обидно было сознавать, что все это провернули у него за спиной, и место для сегодняшнего свидания, и все детали его явно имели некий сакральный смысл. Наверное, по какой-то необъяснимой причине нельзя превращаться в медведя дома, только на свежем воздухе. И не просто так, а после близости с девушкой.
И вот тут уже было даже противно. От обстоятельств, из-за которых все случившееся до появления шаманов, поначалу казавшееся особенным и важным, приобретало некий оттенок наигранности, искусственности. Всерьез сердиться на Анну и думать про нее что-то совсем дурное он по-прежнему не мог, даже после всего произошедшего, но общей паршивости настроения это не отменяло.
А главное, было совершенно непонятно, что делать дальше и как с этим жить.
Косоруков, наверное, с минуту пролежал неподвижно, когда под руку толкнулась, пыхтя, теплая мохнатая морда. Он приподнял голову и насмешливо хмыкнул: медведица, когда ее не оттолкнули, двинулась вперед ползком, по-пластунски, и в исполнении здоровенного мохнатого зверя это выглядело смешно.
Пока Дмитрий разглядывал, она подползла еще ближе, уткнулась носом ему в подмышку, прижалась
— Подлизываешься? — насмешливо хмыкнул Косоруков.
Медведица только глубоко вздохнула в ответ, но с места не сдвинулась. Он больше спорить не стал, запустил пальцы в густую шерсть. Что ни говори, а с такой меховой соседкой стало гораздо теплее.
Вроде бы прошло не очень много времени, когда почти над головами прозвучало насмешливое:
— Хозяева, вы тут подрастеряли.
Дмитрий вздрогнул и проснулся и пару мгновений пытался осознать, что происходит. Нашел он себя лежащим на траве, вжавшимся в теплый мохнатый бок медведицы, промокшим до костей. И состояние было… Один его приятель в такие моменты говорил "лучше бы я умер вчера". Только он говорил это после безудержных возлияний, но сейчас случай тоже был подходящим.
Кривясь от боли, Косоруков сел, прислушиваясь к себе. Тело повиновалось так плохо и так тяжело гнулось, как будто было деревянным, и он невольно ждал, что при каком-то неловком движении переломится, словно сухая трухлявая палка.
— Живой, белый? — со смешком, но участливо спросил молодой шаман, опустившись рядом на корточки.
— Твоими молитвами, — хрипло со сна огрызнулся Дмитрий. Или не со сна?..
— Э-хе. Да ты что-то совсем плох… Давай-ка переодевайся в сухое, — он похлопал Дмитрия по плечу и сам полез в корзину за одеждой. Ийнгджи приехал на Гранате, Зорьку привел в поводу и не поленился, собрал все вещи. — Что ж ты, хозяйка, за хозяином так плохо глядишь, а? А он у тебя эвон какой прыткий, глаз да глаз нужен. За четверть часа с вэчэку столковался и тебя помчался спасать, а мы думали — всяко до ночи провозимся.
— Будто он меня послушает и пойдет отсыпаться, — прозвучавший рядом голос Анны заставил Косорукова снова вздрогнуть от неожиданности. Умом он понимал, что она и медведица — это одно и то же, но все равно почему-то не ожидал. — И мою одежду тоже достань, пожалуйста.
Пальцы слушались не лучше остального тела, да и темень была такая, что действовать приходилось только ощупью, поэтому одевание здорово затянулось. После этого стало немного легче: сухая привычная одежда не драла кожу, а уж сапоги тем более оказались кстати. Но общее состояние по-прежнему оставалось паршивым.
— Дим, может, тебе правда поехать отоспаться? — Анна осторожно тронула его за плечо.
— Потерплю, — отмахнулся он и раздраженно дернул плечом. — Сейчас тут закончим, и поеду.
Девушка только вздохнула тяжело, но настаивать не стала. Она его бы и так-то вряд ли переупрямила, а сейчас, по-прежнему чувствуя себя виноватой, и вовсе не решилась спорить, не чувствуя за собой права хоть что-то говорить ему поперек.
Большая телега с подмогой и фонарями прибыла почти сразу за шаманом, словно договорились — и врач, и пара дюжих мужиков, и отец Алексий. Его Анна готова была расцеловать, потому что, мельком осмотревшись, первым делом священник обратился к Косорукову.