Счет по-венециански
Шрифт:
— Что-нибудь еще, синьор?
— Да. Сегодня утром я занят, да и днем попытаюсь встретиться с вдовой убитого, так что хотел отправить кого-нибудь на вокзал, побеседовать с проводницей, обнаружившей тело. Выясните, может, она что-то видела. — Предупреждая возражения Вьянелло, он добавил: — Знаю, знаю! Если кто-то что-то и видел, то уже рассказал бы об этом. Но я все равно хочу, чтобы им задали эти вопросы.
— Да, синьор.
— И я хотел бы увидеть список имен и адресов всех пассажиров, находившихся в поезде на момент его остановки, и полный текст их ответов на все вопросы.
— Как вы думаете, синьор,
— Если его убили, чтобы ограбить, то преступник мог услышать, как кто-то идет по коридору, испугаться и не успеть обыскать жертву. Но есть и другой вариант: тот, кто это сделал, хотел показать нам, что это было не ограбление.
— Да, но ведь это не логично! — возразил Вьянелло. — Разве не выгодней заставить нас поверить, что это именно ограбление?
— Это зависит от того, зачем было его убивать.
Вьянелло подумал немного и сказал:
— Да, пожалуй.
Но произнес он это таким тоном, что было ясно: аргументы не убедили его до конца. Все-таки не укладывалось в голове, зачем злоумышленнику отдавать полиции такой козырь.
Вьянелло не хотелось тратить время в поисках ответа на свой вопрос, поэтому он поднялся и сказал:
— Я отправляюсь к нему в контору, попробую что-нибудь разузнать. Вы будете на месте после обеда?
— Возможно. Зависит от того, когда я смогу повидать вдову. Я оставлю вам записку.
— Хорошо. Тогда увидимся после обеда, — заключил Вьянелло и вышел из кабинета.
Брунетти вернулся к изучению дела. Он открыл папку, нашел номер домашнего телефона Тревизана и набрал его. Трубку взяли только на десятый гудок.
— Слушаю, — сказал мужской голос в трубке.
— Это дом адвоката Тревизана? — спросил Брунетти.
— Простите, а кто это говорит?
— Это комиссар Гвидо Брунетти. Могу я поговорить с синьорой Тревизан?
— Моя сестра не в состоянии подходить к телефону.
Брунетти перелистал дело, нашел страничку, где была указана девичья фамилия синьоры Тревизан, и сказал:
— Синьор Лотто, простите, что приходится беспокоить в такую минуту вас и тем более вашу сестру, но мне совершенно необходимо поговорить с ней, чем скорее, тем лучше.
— Боюсь, это невозможно, комиссар. Моя сестра приняла сильное успокоительное и не сможет никого принять. Ее все это буквально подкосило.
— Я понимаю, ей сейчас очень больно, синьор Лотто, и позвольте мне выразить самые искренние соболезнования. Но нам необходимо поговорить с кем-то из семьи, прежде чем мы сможем начать расследование.
— Какая именно информация вас интересует?
— Нам нужно получить более четкое представление о жизни адвоката Тревизана, о его профессиональной и деловой деятельности, связях и партнерах. До тех пор, пока мы не будем располагать такой информацией, мы не сможем понять мотив преступления.
— Я думал, это было ограбление, — проговорил Лотто.
— У него ничего не забрали.
— Но это единственное, почему могли убить моего зятя! Вора, наверное, кто-то вспугнул.
— Вы правы, синьор Лотто, очень возможно, что так все и было. Но мы бы очень хотели поговорить с вашей сестрой, хотя бы для того, чтобы исключить все остальные варианты и полностью сконцентрироваться на гипотезе неудавшегося ограбления.
— Какие еще «другие варианты»? — гневно воскликнул синьор Лотто. —
— Я в этом ни минуты не сомневаюсь, синьор Лотто, но тем не менее я обязан побеседовать с вашей сестрой.
Последовала долгая пауза, и наконец Лотто спросил:
— Когда?
— Сегодня днем, — ответил Брунетти и с трудом удержался, чтобы не добавить: «если можно». Еще одна долгая пауза.
— Подождите, пожалуйста, — сказал Лотто и отложил трубку. Его не было так долго, что Брунетти достал из ящика стола листочек бумаги и начал писать на нем слово «Чехословакия», пытаясь вспомнить правильное написание. Он как раз выводил на своем листке шестой вариант, когда в трубке вновь послышался голос Лотто:
— Приходите сегодня в четыре, с вами поговорят либо моя сестра, либо я.
— В четыре, — повторил Брунетти. — Тогда до встречи, — только и сказал он, прежде чем попрощаться и повесить трубку. Его богатый опыт подсказывал, что никогда нельзя показывать свидетелю, что благодарен ему за сотрудничество, даже если он сам предлагает помощь.
Брунетти посмотрел на часы: одиннадцатый. Он позвонил в муниципальный госпиталь, но, набрав три разных добавочных номера и поговорив с пятью разными людьми, так и не получил никакой информации о вскрытии. Ему часто приходила в голову мысль, что единственной безопасной для здоровья процедурой в этом госпитале было именно вскрытие: единственная операция, при которой ничем не рискуешь.
Вот с такими мыслями о достижениях медицины он и отправился на встречу с доктором Дзорци.
Глава 7
Покинув здание квестуры, Брунетти повернул направо и пошел в сторону канала Сан-Марко и базилики [11] . Он с удивлением обнаружил, что на улице сияет солнце; с утра он был так поглощен новостью об убийстве Тревизана, что даже не обратил внимания, какой чудесный день подарила городу природа: мягкий свет ранней зимы заполнил улицы, и сейчас, ближе к полудню, стало так тепло, что можно было вполне обойтись без плаща.
11
Имеется в виду собор Св. Марка.
Народу на улицах было немного, но практически все находились в приподнятом настроении от нежданного солнечного света и тепла. Кто бы мог поверить, что еще вчера город тонул в тумане и катерам приходилось включать радары, чтобы проделать коротенький путь до острова Лидо? И вот, гляди-ка, сегодня он жалеет, что не прихватил солнцезащитные очки и не надел костюм полегче, а добравшись до воды, зажмуривается на мгновение, ослепленный яркими солнечными бликами. На той стороне канала красовались купол и башня Сан-Джорджо-Маджоре — еще вчера их совсем не было видно, — словно они пробрались в город под покровом ночи. Какой прямой и изящной выглядела эта башня в отличие от Сан-Марко, уже не первый год заточенной в леса и от этого напоминавшей пагоду, — у Брунетти порой возникало ощущение, что городские власти взяли и продали часть города за наличные японцам, а те стали приспосабливать под себя городскую архитектуру.