Щит и меч (четыре книги в одном томе)
Шрифт:
— Честное слово, это правда. — поклялась ефрейторша и добавила серьезно: — И это очень патриотично со стороны немецких женщин. Мы же должны помочь фюреру заселить новые территории немцами. И нас должно быть на земле больше, чем всех других народов. Это же ясно.
— Ну ладно, пусть так, — согласился Вайс, укладывая инструмент в брезентовую сумку. Щелкнул выключателем. Спирали в жаровне, накаляясь, источали сухой жар, пахнущий горячим металлом.
Иногда по вечерам Иоганн помогал аккумуляторщику Паулю Рейсу перебирать, мыть, очищать свинцовые пластины от осадков окиси, и тогда они беседовали.
Пауль
Пауль толст, весел, добродушен. Он показал Вайсу значки, которые получил, выигрывая не однажды первенство на пивных турнирах. Объяснил:
— Хотя это вредно отражалось потом на здоровье, зато лучшей рекламы для бондарной мастерской не придумаешь.
В 1938 году в дни 9—10 ноября по всей Третьей империи прокатилась кроваво-черная волна еврейских погромов. Пауль в те дни приютил в мастерской семью врача Зальцмана, который некогда спас ему жизнь, сделав смелую и, главное, бесплатную операцию, когда Пауль умирал от заворота кишок. Кто-то донес на Пауля.
Он был членом национал-социалистской партии. Предали суду чести. Исключили, сослали в трудовые лагеря.
Пауль говорил, обиженно оттопыривая пухлые губы:
— На суде чести я утверждал, что мной руководили только деловые побуждения. Я считал: мой долг Зальцману не меньше пятисот марок. Это большая сумма. Отказать Зальцману в убежище означало бы, что я решил таким образом отделаться от кредитора. Это могло подорвать доверие к отцовской фирме.
— В самом деле?
— Безусловно. Многие отделывались от своих кредиторов тем, что доносили о них что-нибудь в гестапо.
— Доносили только на евреев?
— Если бы! На всех, кому не хотелось возвращать долги. — Сказал с гордостью: — В нашем роду Рейсов все были бондари, а трое наших предков — цеховые знаменосцы. И никто из Рейсов никогда не совершал коммерчески бесчестных поступков.
— Значит, если бы вы не были должны врачу деньги, то и не подумали бы его прятать?
Пауль сказал уклончиво:
— Нас двое братьев — я и Густав. Густав старший. Он учитель. Когда отец понял, в какую сторону дует ветер, он приказал одному из нас стать наци. Я младший, холостой. Пришлось подчиниться.
— Это что ж, вроде как в старые времена отдавали в рекруты?
— Не совсем так, — возразил Пауль. — Среди нашей молодежи я пользовался спортивной славой.
— Ты спортсмен?
Пауль напомнил:
— Я же тебе показывал значки. Наше спортивное объединение содержалось на средства богатейших пивоваров. Они с самого начала оказали поддержку фюреру, когда он еще не был фюрером. А ты что думал, только Круппы открывали ему кредит?
— Ну а при чем здесь ты?
— Как при чем? Я же известный спортсмен. Имею кое-какое влияние. И если я наци, значит, выигрывают наци.
— На пивных турнирах?
— Они у нас приобрели после этого характер политических митингов.
— Ах так?
— А ты что думал? Фюреру нужны преданные люди. Но не в рабочих же пивных их надо было искать, так я полагаю.
— Ты хочешь сказать, что рабочие не поддержат фюрера?
— Я
— А твой отец?
Пауль сказал грустно:
— Тоже. Имперское правительство оказывает поддержку только крупным промышленным объединениям. За эти годы многие мелкие владельцы разорились. Маленькие пошли вниз, крупные — вверх. — Произнес с завистливой гордостью: — Вот господин Геринг начал с монопольной фабрикации «почетных кортиков» для СА и СС, а теперь у него концерн: больше сотни заводов, десятки горнопромышленных и металлургических предприятий, а торговых компаний, транспортных и строительных фирм тоже хватает.
— Ты это о маршале Германе Геринге?
— Он больше, чем маршал. Он магнат. И Мартин Борман — тоже, а с чего начал свою политическую карьеру? Вступил в тысяча девятьсот двадцатом году в «Союз против подъема еврейства», и тут приметили его способности.
— А ты, значит, промахнулся?
Пауль пожал рыхлыми плечами, согласился:
— Да, не получилось из меня бритого зверя.
— Это что значит?
— Ну, так мы называли себя в партии.
— А твой брат, он что ж, ради фирмы так и не вступил в наци?
— Он погиб во время нашего прорыва в Арденнах.
— Значит, тебе все-таки повезло, — заключил Вайс.
— Да, — согласился Пауль, — повезло, но это везение мне не даром досталось. Я дал обязательство жениться.
— На ком?
— На нашей ефрейторше из вспомогательного женского подразделения. Это она взяла меня сюда из маршевой роты. Я ей многим обязан.
— О, я с ней познакомился.
— А я не из ревнивцев, — поспешил заверить Пауль. — Она женщина с головой и с характером — это главное для семейной жизни.
Беседы с Паулем убедили Иоганна в том, что общительность, умение при всех обстоятельствах сохранять хорошее расположение духа, приветливые манеры — все это способно подчас быстрее расположить другого к беспечной откровенности, чем хитроумная изворотливость. Она может вызвать у собеседника желание состязаться в уме и желание скрыть истинные свои мысли, чтобы выведать тайные помыслы собеседника.
Умение заводить знакомства с самыми различными людьми обогащало Иоганна познаниями той сферы, в которой ему приходилось действовать. Изучение топографии душ давало ему возможность увереннее передвигаться от человека к человеку. Он не притворялся, не прибегал к этакой своеобразной мимикрии, к некоему защитному цвету, чтобы слиться с особенностями личности собеседника; оставаясь до известной степени самим собой, он искренне интересовался жизнью каждого нового знакомца, и эта искренность подкупала больше и была прочнее, проникновеннее, результативнее, чем лживое притворство и уверения в единомыслии. Прибегать к этому последнему способу стоило только в двух случаях: как к средству вынужденной самообороны или нанося удар собеседнику с целью обвинения в недостаточной преданности рейху.