Щит и меч. Книга вторая
Шрифт:
Но о Каролине фон Вирт он говорил с таким пылким восторгом, что Густав вынужден был осведомиться, не влюбился ли Вайс в нее с первого взгляда, а потом как бы между прочим заметил:
— Ну что ж, желаю вам приятных свиданий. Когда вы собираетесь снова встретиться с ней?
— Я не решился попросить ее об этом, — потупил глаза Вайс.
— Почему?
— Вот тут я хотел бы с вами посоветоваться, — с искренним чистосердечием в голосе попросил Вайс. — Конечно, она красивая девушка, из хорошей семьи, но долго жила с отцом за границе, и
— Не заметили? — удивился Густав. — В таком случае поздравляю! Значит, она настолько увлеклась вами, что забыла о политике.
— Вы так хорошо ее знаете?
Не ответив на этот вопрос, Густав посоветовал:
— Во всяком случае, учтите: красота для женщины может быть таким же оружием, как ум для мужчины. А то и другое в равной мере необходимо в арсенале секретных служб.
— Вы предлагаете мне привлечь ее? — спросил Вайс.
Густав снисходительно улыбнулся.
— Я предлагаю вам подумать над моими словами.
— Кажется, я вас понял, — пробормотал Вайс.
— Вот и отлично. Какой же вы сделали для себя вывод?
— В свое время вы скажете мне, должен я буду возобновить знакомство с Каролиной фон Вирт или нет.
— Вы умница, Петер, — сказал Густав.
Не все сотрудники особой группы офицеров связи при Вальтере Шелленберге постоянно находились в укрытых кустами сирени коттеджах. Некоторые из них жили у себя дома, а сюда приезжали, только чтобы получить задание. Это были люди, хорошо известные в берлинском обществе. Все они принадлежали к почтенным семействам и имели независимое материальное положение.
Один из них, Гуго Лемберг, сын известного берлинского адвоката, юрист по образованию и летчик по военной профессии, привлек внимание Вайса.
Этот спортивного вида молодой человек держался весьма независимо и высказывал суждения резкие и решительные. Однажды он спросил Вайса:
— Вы работали в абвере и занимались русскими делами. Скажите, как по-вашему, допускают они мысль о возможности каких-либо сепаратных переговоров с Германией?
— Нет, — сказал Вайс.
— А о том, что Россия может быть побеждена нами?
— Нет, — повторил Вайс.
— Ну, а те, которые работают с нами?
— Обычно это отбросы.
— Значит, вы считаете, что подрывная работа изнутри в России бесперспективна?
— У нас были отдельные удачные операции, например…
— Я вас понял, — перебил Гуго. Предложил Вайсу сигарету, задумчиво затянулся дымом. — Отсюда можно прийти к одному выводу: для того, чтобы мы могли выиграть войну на Востоке, нам необходимо как можно раньше и успешнее проиграть ее на Западе. И некоторые полагают, что лучше пойти на уступки нашим только военным противникам на Западе, чем быть побежденными нашими военно-политическими врагами на Востоке.
— Я уверен в конечной победе великого рейха, — сказал Вайс.
— Я тоже, — сказал Гуго.
Как-то Гуго пригласил Вайса к себе. Особняк Лембергов находился недалеко от Ванзее, в районе Далема.
Обедали на огромной застекленной террасе, пол которой был устлан грубыми каменными плитами. Разговор за обедом носил самый отвлеченный характер. Потом поднялись в кабинет отца Гуго. Увидев на библиотечных полках большое собрание последних изданий периодической советской печати, Вайс не счел нужным скрыть удивление.
Гуго объяснил:
— По поручению некоторых влиятельных лиц отец взял на себя задачу сделать анализ политико-психологического состояния советского общества.
— Ваш отец знает русский язык? — спросил Вайс.
— Нет, но у моего отца есть помощники, знающие его в совершенстве, — сказал Гуго.
— Господин Вайс тоже обладает такими познаниями, — напомнил Герд.
— Мне приятно убедиться не столько в лингвистических познаниях моего гостя, — сказал Гуго, — сколько в его смелых и правильных характеристиках политико-морального состояния русских. — Он обернулся к Иоганну: — Это делает вам честь. — И чуть наклонил голову с тщательно проведенным пробором в коротких, гладко прилизанных волосах.
Предложив Вайсу и Герду сесть в кресла и сам усаживаясь возле круглого курительного столика, Гуго спросил:
— Скажите, как по-вашему, есть ли различие в степени виновности между изменой империи и изменой рейху?
— Я не юрист и, к сожалению, не могу разбираться в подобных тонкостях, — сказал Вайс.
— Ну хорошо, — согласился Гуго. — У вас еще будет время обдумать мой вопрос. Но задал я его с определенной целью — чтобы вы поняли: рейх бессмертен, и каждый из нас, кто причинит хоть какой-либо ущерб делу рейха, заслуживает смерти.
— Несомненно! — горячо воскликнул Вайс.
— Отлично, — сказал Гуго. — Теперь попрошу особого вашего внимания. Вам, возможно, придется встречать и сопровождать иностранцев, которые являются противниками фюрера, но друзьями Германии. Если они в вашем присутствии позволят себе высказывать критические суждения о фюрере, как вы поступите?
Вайс сказал убежденно:
— Если встречи с такими людьми входят в мои служебные обязанности, я буду держать себя в соответствии с теми указаниями, которые получу…
Герд не выдержал, прервал Вайса и с самодовольным торжеством объявил Гуго:
— Теперь вы убедились? Я же вам говорил! У него удивительно развито чувство понимания своего места. — Обернувшись к Вайсу, сказал, как бы извиняясь: — Вы, надеюсь, не обиделись? Правда — высший наш повелитель!.. — Попросил Гуго: — Вы позволите мне внести некоторые разъяснения? — Герд прикрыл глаза, сложил руки на животе и стал мямлить: — Видите ли, все мы, несомненно, в равной мере обожествляем фюрера. И величие его настолько бесконечно и совершенно, что постигнуть его не дано даже наиболее выдающимся представителям других наций.