ЩИТ. Сборник научно-фантастической прозы
Шрифт:
— Мне все это очень не нравится, — пробормотал Трембицкий. — Я думаю, что эта организация замешана и в убийствах.
— Может быть. Но эти убийства были необходимы. Помнишь генерала Фридмана, который подавил марш протеста в Риме?
— Хм. Да, пожалуй, я не тот человек, чтобы осуждать это. Кроме того, у меня нет лучшего предложения. Продолжай, Нат.
— Итак, — продолжал Абрамс — Здесь есть Каре Ганновей, исполнительный секретарь местного филиала ИБМ. И эгалитарианец. Я имел с ним дело несколько раз, а сейчас направил детективов, чтобы они изучили его жизнь. Разумеется, он открыто не связан с подпольем, но
— СБ обратила на него внимание? — спросила Вивьен.
— Нет, я уверен в этом. Благодарю Бога, что они не могут следить за всеми нами. Ганновей не такая уж выдающаяся фигура. Я только потому заметил его связи с подпольем, что долгие годы наблюдал за ним. Я не собираюсь связываться с ним. До последнего времени я не был ярым антимаркусистом, хотя никогда не любил СБ. Почему люди, подобные Яманите, не должны напоминать своим соотечественникам, что когда-то они были гражданами самостоятельного государства? Поэтому я держал свои наблюдения при себе. Подполье никогда не причиняло мне вреда. Но теперь оно может помочь нам.
— Вы думаете, Ганновей может… — Коскинен задохнулся от возбуждения.
— Мы попытаемся поговорить с ним, — сказал Абрамс. — Я связался с ним по телефону и попросил встречи, чтобы обсудить кое-какие деловые вопросы. Вы оба поедете к нему. Если он сможет спрятать вас — прекрасно. Если нет — я уверен, он будет держать рот закрытым. Тогда мы организуем для вас другое убежище, хотя это не лучший вариант.
— Если он предложит убежище, но мы почувствуем, что здесь что-то не так, мы должны иметь путь к отступлению, — заявил Трембицкий.
— Мы? — спросила Вивьен. — Значит, вы будете с нами?
Абрамс кивнул:
— Что касается меня, то я все еще недурно обращаюсь с пистолетом, — и он похлопал себя по бедру, где под туникой вырисовывался игловик. — Что касается Ви, то здесь я не беспокоюсь, потому что она может быть настоящей тигрицей. А вот Пит кажется мне несколько наивным, хотя, возможно, пребывание в преступном мире его кое-чему научило.
ГЛАВА 13
В доме Ганновея в Квин жили также его жена и четверо детей. Но у него был собственный кабинет, и хозяин заверил посетителей, что помещение абсолютно звуконепроницаемо, в нем нет подслушивающих устройств, а вся его семья сегодня вечером отсутствует.
Высокий, угловатый, чем-то напоминающий Эндрю Джексона, Ганновей закрыл дверь и осмотрел своих гостей. Коскинен переминался с ноги на ногу под этим взглядом, посматривая в окно на сияние ночного города, на Вивьен, стоящую рядом с ним, не зная, что сказать. Тогда
— У вас должны быть веские основания, чтобы привести ко мне этих преступников. Вы не тот тип, чтобы провоцировать людей. Но я лучше пойму вас, если вы объясните мне все и развеете мои подозрения.
— Преступников? — воскликнула Вивьен. — Уже объявлен розыск?
— Да. Час назад, — кивнул Ганновей. — В вечерних новостях. Имена, фото, выдержки из записи переговоров мистера Коскинена с Бюро. Теперь вы опасные агенты иностранных держав.
— Проклятье! Я надеялся, что у нас еще есть время, — воскликнул Трембицкий. — Видимо, дело с китайцами кончилось. Теперь они все силы бросят на нас, Пит.
— Что от вас хочет СБ? — спросил Ганновей.
— Это длинная история, — ответил Трембицкий, — вы услышите ее, если…
— Я знаю, что все члены Экспедиции на Маркс изолированы, и терялся в догадках, почему. Мне очень жаль сына Ната.
— Если вы спрячете этих молодых людей, то поможете освободить заключенных, — сказал Трембицкий. — Нам нужно спрятать их на некоторое время — может, на месяц. Вы знаете, что в связи с арестом Дэйва все убежища Ната просматриваются агентами. Можете вы позаботиться об этих молодых людях?
— Где я их спрячу? Здесь? Это смешно. Я, разумеется, сочувствую им, так как они в тяжелом положении, но почему я должен жертвовать собой, своей семьей и своим благополучием?
— Разве вы не хотели бы избавиться от Маркуса? — спросил Трембицкий. — У Пита есть кое-то, что можно использовать в борьбе против него.
Выражение лица Ганновея не изменилось, но он казался явно взволнованным.
— Садитесь и расскажите мне.
— Вы, наверное, не очень верите мне, — начал Трембицкий. — Все-таки вы и мы с Натом во многом расходимся во взглядах, но вы отлично знаете, что мы не провокаторы.
Ганновей покачал головой:
— Да, мы расходимся во взглядах. И, кроме того, я действую не один. Мои союзники не знают вас лично. Их нужно убедить, что риск оправдан.
— Значит, окончательное решение примут они?
— Да… Но если у вас есть нечто, что поможет сбросить Маркуса и не допустить появления нового шефа СБ… — Ганновей показал кивком на генератор у ног Коскинена, — …то иногда возможны и исключения.
— Возможности прибора очень большие, — сказал Трембицкий. — Мы бы не отдали его в ваши руки, если бы не были в безвыходном положении. Послушайте, Каре, только не обижайтесь, насколько можно верить вашим друзьям?
— Полностью — до тех пор, пока вы хотите того же, что и они.
— Какие же у них цели?
— Почитайте Карлеса, и вы все поймете. Мы просто его последователи.
— Так вы утверждаете. Но он же не первый пророк в истории, чье учение извращается его последователями.
— Он еще жив и руководит нами. Профессор в Колумбии. Я часто вижусь с ним. — Ганновей сел, нахмурился и обратился к Коскинену: — Послушай, если ты являешься тем, из-за кого весь этот шум, то тебе принадлежит решающий голос. Что ты думаешь? Ты можешь довериться мне без всякой гарантии или уйдешь отсюда и забудешь обо мне навсегда. В последнем случае я ничего никому не скажу, хотя меня самого могут постигнуть крупные неприятности, если тебя схватят и подвергнут психологическому исследованию. Но я надеюсь, что ты доверишься мне.