Считается убийством

Джеймс Миранда

Тут я понял, что на самом деле все-таки жаловался. Пока Шон так обидчив, нужно осторожнее подбирать слова.

– Да ну? – Шон поднял бровь. Я навидался этого выражения лица, еще когда у него был переходный возраст, и терпеть его не мог.

– Правда. Я просто обратил внимание. Вспомнил деда, папиного отца. Он умер, когда тебе было три, так что ты его, наверное, не помнишь. Он тоже курил сигары до самой смерти, а прожил восемьдесят четыре года.

– Ишь ты, – ухмыльнулся Шон. – Тогда, выходит, это семейное.

– Только проявляется не в каждом поколении, –

ехидно уточнил я. – Ну что, доставай тарелки, или возьмем пиалы? Я разложу твою стряпню.

Я достал из ящика шкафа большую ложку.

– Данте, сидеть, – строго сказал Шон пуделю, который суетился у его ног. Он подошел к буфету и достал тарелки. – В духовке чесночный хлеб. Когда ты освободишь плиту, я его выну.

Данте сел, Дизель подошел, обнюхал его, и по-кошачьи царственно уселся рядом. Оба внимательно смотрели, как я выкладываю на тарелки курицу и овощи. Шон принес ножи, вилки и салфетки, потом достал из холодильника бутылку пива. Я налил себе чаю со льдом.

Еда получилась вкусная, и я от души похвалил Шона.

– Расскажи свой рецепт Азалии, она их собирает.

Бровь опять взлетела вверх:

– Ага, как же. Спит и видит, как поучиться у меня готовить.

Он подцепил вилкой кусок курицы и отправил в рот. Интересно, это жизнь под одной крышей со мной так на него действует, что он превратился в подростка? Мне не нравились его развязные манеры.

– Ну-ка, не начинай грубить, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало весело, а не строго, хотя, кажется, у меня не очень хорошо получилось.

– Да ладно тебе, пап. Я просто удивился. Азалия фантастически готовит, зачем ей такой простой рецепт? – Он указал пустой вилкой на тарелку.

Неужели мое предложение поделиться рецептом прозвучало слишком снисходительно? Тогда понятно, почему Шон ощетинился.

Я решил, что пора сменить тему.

– Вчера у Делакортов я замечательно попил чаю.

– И как они, совсем психи? – посмеиваясь, спросил Шон. – Твоя Хелена Луиза считает, что это очень странная семья.

– Хелена Луиза была права. Мистер Делакорт милейший, культурный человек. Но его родственники!.. – я вспомнил вчерашний день и покачал головой. – Вот, например, когда я входил в дом, по главной лестнице спускалась Элоиза Моррис, жена Хьюберта, племянника мистера Делакорта. И на ней было платье с кринолином прямо как в «Унесенных ветром», – я рассмеялся. – А когда она увидела нас с Дизелем, то заявила, что у них в доме нет крыс и мышей.

Шон расхохотался и на миг стал совсем мальчишкой.

– Да, это уже не странности, а полноценные заскоки! А остальные?

– В остальных хуже всего то, что они все время скандалят. Да еще при гостях. Очень неприятное впечатление, – я поморщился.

– Да уж, ты такого не любишь.

– Не люблю, – согласился я. – Хотя бы потому, что так себя вести неприлично. Теперь я даже не знаю, идти к ним завтра или нет.

– А почему бы и не сходить? – Шон казался недовольным, и я не мог понять, почему. – Какая разница, ты-то будешь работать в библиотеке? Если не останешься на обед, ты их, наверное, вообще не

увидишь. А от чая в следующий раз можно и отказаться.

– Это верно, – видно было, что я не дождусь от сына сочувствия.

Но я понимал, что сочувствие мне ни к чему, и ощущал себя довольно глупо. Встреча с Делакортами все-таки выбила меня из колеи. Я собирался сказать об этом Шону, как вдруг заорала музыка. Воздух сотрясла песня группы «Queen» «Еще один повержен в прах».

– Извини, – буркнул Шон и вытащил из кармана джинсов мобильный телефон, посмотрел на экран и сквозь зубы добавил слово, которого я предпочел не расслышать. – Я сейчас.

Он вышел в холл, Данте выбежал за ним. Бедный пудель не мог прожить без Шона ни минуты.

Я встал, чтобы налить себе еще чая, и услышал, как Шон говорит по телефону; он недалеко отошел от двери, и я невольно услышал часть разговора:

– Прекрати мне звонить! Ничего я тебе не должен, и мне плевать, что ты думаешь.

Глава девятая

Налив себе чаю, я вернулся к столу. Здесь Шона не было слышно. У сына личный разговор, и мне никто не давал права подслушивать. Тут Шон вернулся, и было заметно, что он злится.

– Ты расстроен? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Звонят всякие придурки со старой работы, – он сел. – Данте, а ты что скачешь? Сидеть!

Пес сел, услышав суровый тон хозяина. Рядом со мной мяукнул Дизель, и я почесал его за ухом. Мне казалось, что расспросам про бывших коллег Шон не обрадуется, и я решил не напрашиваться на грубый ответ.

Шон посмотрел на еду почти с отвращением, будто разом потерял аппетит. Он встал, выкинул еду в мусорное ведро под раковиной, а тарелку поставил в мойку.

– Потом вымою, – сказал он, обошел стол и щелкнул пальцами: – Ну что, Данте, пойдем погуляем?

Пудель встал и завилял хвостом. Дизель навострил уши, он тоже знал слово «гулять».

– Если ты не против, Дизель хочет с вами, – сказал я.

– Отлично. Я посижу на веранде за домом, выкурю сигару, а ребята пусть погоняют во дворе.

– Хорошо, – я проводил взглядом его и «ребят», которые не отставали ни на шаг.

В остальном день выдался тихий. Я ответил на электронные письма, дочитал книгу. Через пару часов ко мне в комнату пришел Дизель, запрыгнул на кровать и сладко там проспал до ужина. На некоторое время и я составил ему компанию.

Вечером, спустившись на кухню, я обнаружил на холодильнике еще одну записку. Шон куда-то ушел, забрал Данте и велел не беспокоиться о его ужине. Я огорчился, но ничего не поделаешь: нужно дать Шону время самостоятельно разобраться в своих чувствах и справиться с проблемами. Нельзя забывать, что восстанавливать силы он пришел ко мне. Когда-нибудь – я надеялся, что этот момент настанет в ближайшее время, – он сам будет готов мне все рассказать.

Мы с Дизелем провели вечер в тишине, в моей комнате. Дизель еще поспал, а я почитал. Около восьми я услышал, как вернулся Шон. Моя дверь была открыта, но я зря надеялся: ко мне он не заглянул.