Считай звёзды
Шрифт:
Пока Дилан справляется с виски, Янг-Финчер оглядывается на стол, взяв в свободную руку бутылку водки. Ладно еще вино, но это она ему уж точно не оставит. Совсем рехнулся? Да и вообще… У него должен быть какой-то моральный барьер. Границы, что ли… Так ведь и спиться можно.
— Тебе всё ещё холодно? — ненужная болтовня. Только она и отвлекает. Веки парня уже прикрыты, но он продолжает сидеть на краю, покачиваясь и осторожно вертя пальцами кружку. Руки у него такие… Красные. Видно, окутанные морозом. Почему? Откуда этот холод под его кожей?
Райли вновь вздыхает. Ей незачем здесь оставаться. Но и спать не ляжет. Есть возможность
Ни отца, ни Лиллиан нет дома, значит… Райли может спокойно сесть и поиграть на пианино. И никто не станет указывать ей, никто не заставит прекратить. Это же потрясающая возможность. Легкая улыбка озаряет бледное лицо, но голова сама поворачивается, чтобы дать хозяйке тела еще раз припомнить о полной картине происходящего: Дилан, виски, вино. Водку уже прячет за собой, отводя руку за спину. Есть одна идея. Конечно, сейчас Янг-Финчер ничего не решит, но у неё есть шанс оборвать доступ парня к алкоголю. Верно. Так и поступит.
Уберет все бутылки в погреб. Запрет его на замок. О’Брайен ни за что не попадет внутрь. Да, отсутствие спиртного сделает из него того самого противного и раздраженного типа, но если не Лиллиан будет заботиться о его состоянии, то кто?
Пусть будет мерзким человеком.
Но хотя бы трезвым.
***
Не подумала, что скажу это, но сегодняшняя ночь — лучшая из мною пережитых за столько месяцев. Тишина. Своеобразное спокойствие. Мелодия, наигранная мною на пианино. Гладкие клавиши. Старые мамины тетради, полные нот и слов песен. Мой голос, не идущий в сравнение с потрясающим голосом матери, но мои старания стоит оценивать по достоинству. Никто не учил меня петь, да и связки плохие, но когда ты делаешь это для себя, для своего удовольствия, глубоко плевать, как звучит твой голос. Приятно воспроизводить давно забытые мелодии, проходиться взглядом по строчкам, канувшим в небытие прошлого. А главное, никто не пытается меня прервать. Отец не вламывается с руганью о том, что мой голос напоминает ему кошачий вой перед гибелью, никто не делает мне замечаний по поводу манеры игры.
Расслабляешься и проводишь целую ночь со своим хобби, наслаждаясь легким весенним ветром, проникающим в погруженную во мраке комнату, где горят только ночник и навесные гирлянды в образе звёзд. Кружка горячего чая, пар которого поднимается, окутывая кончик прохладного носа, пока подносишь его к лицу, прерываясь и отдыхая от игры на музыкальном инструменте.
На дворе еще полумрак. Небо только светлеет. К сожалению, по серому горизонту ясно, что день предстоит пасмурный. Жалко. Хотя… Мне всё равно некуда выходить. И незачем. Обстановка в нашей компании натянутая. Агнесс воспользуется моментом и подлечится. Робб зависнет у Остина, чтобы наконец расспросить его, что происходит между нами. А мне остается надеяться, что отец с Лиллиан решат задержаться. Дом без взрослых — свободная от психологического натиска территория.
Выхожу в прохладный коридор, шесть утра дарит наслаждение. Мне нравится подниматься рано, но бессонные ночи чаще пугали, хорошо, что сегодня один из редких случаев, когда все звезды сошлись надо мной, позволив мне получить удовольствие от отсутствия сна. Порой кошмары настолько въедаются в мозг, что о дальнейшей работоспособности и речи идти не может, да и желание просто перевернуться на другой бок приводят в ужас. Не скажу уверенно, от чего ощущала спокойствие, пока вокруг главенствовала темнота. Может, осознание
Появляется аппетит. Хороший знак. Хочется йогурт, слава Богу, взрослых нет дома. Повторяю эту фразу неизвестное количество раз, ибо не нужно думать о том, что приготовить на завтрак, обед, ужин.
Я могу… Заняться собой. Сегодня определенно хороший день!
Стою у двери в комнату Дилана. День-то может и замечательный, и не хотелось бы его поганить, но мне подсознательно охота узнать, как он вообще? Нет, не стану открыто спрашивать, тем более сейчас. Зная его любовь ко сну… Думаю, он проспит до полудня. Я всего лишь загляну.
Приоткрываю дверь, с непривычки поморщившись от стоящего каменной стеной запаха никотина и алкоголя. Когда всю ночь дышишь свежим воздухом, такая какофония еле воспринимается и переносится организмом. Делаю шаг за порог, стараясь быть настолько тихой, насколько подобное вообще возможно. Шторы в комнате неаккуратно задвинуты, окна закрыты плотно. Полумрак, но без труда различаю все вещи, валяющиеся в беспорядке на полу. Столько старых бутылок. Скорее всего, он надеялся найти прозапас. Не слышала, чтобы парень покидал помещение, значит, он еще не в курсе, что больше не обнаружит алкоголь внизу?
По непонятной причине осторожно улыбаюсь, взгляд переводя на кровать. Дилан лежит на животе, голова повернута в мою сторону, глаза закрыты. Одна рука согнута в локте, лежит на подушке возле затылка, другая у самого края, и ее пальцы еле сжимают горлышко бутылки, внутри которой остается немного вина. На тумбочке искривленные бычки от выкуренных сигарет. Их пепел серым слоем покрывает ручку кружки.
Тихо, на цыпочках прохожу по комнате, минуя все препятствия под ногами. Встаю напротив кровати, не зная, что именно кажется мне забавным. Или же причина моей улыбки в ином?
В любом случае, не совсем понимаю свои ощущения. Наклоняюсь, медленно разжимая ненапряженные пальцы парня, и забираю бутылку, замечая возле ладони второй сигарету, кончик которой еще дымится. Это небезопасно.
Забираю и ее, опускаясь на одно колено, чтобы убедиться, что под кроватью нет полных бутылок. Нет, все пустые.
Вновь поднимаю глаза на напряженно спящего О’Брайена и рассматриваю на его лице и затылке скопление маленьких родинок. Ноги устают находиться в согнутом положении, но не встаю, изучая стадо небольших точек, осыпающих кожу. Свободную ладонь осторожно приподнимаю, еле-еле нависая пальцами в воздухе над щекой парня, который остается в неведении, продолжая отдаваться своему сознанию. Испытываю странное смятение, когда желание преобладает над сомнением, заставляя меня нежно, совсем уж кое-как ощутимо коснуться пальцем щеки Дилана, на которой хорошо различимы родинки. Провожу по ним, не боясь разбудить этого типа.
Сотни звёзд.
Воспоминания так и просятся всплыть в сознании, но не даю им полную волю, лишь с легкой хмуростью припомнив одну странную деталь.
В тот день, когда я сделала нечто подобное, он повел себя странно, будто стыдится своего усыпанного родинками тела.
«Не трогай», — он настолько неправильно хмур. Смотрит не на неё, куда-то в сторону, лишь бы скрыть свою неприязнь к данной особенности своей кожи. Девушка водит кончиками теплых пальцев по его холодной щеке, взглядом изучая родинки: