Считайте это капризом…
Шрифт:
Марина послушно слезла с кровати и вышла в коридор, одну из стен которого подпирал плечами Мохов, растерянно глянула на него и спросила:
— А вещи… Где мои вещи? За страхами и переживаниями она совершенно позабыла о собственной сумке, которую убийца Валентины Коромысловой загрузил в багажник своей машины.
— Вспомнили наконец, — осклабился Мохов. — О чужих беспокоились, а про свои запамятовали. — И успокоил:
— У нас они, у нас, не волнуйтесь.
В коридоре появилась старая докторша, которая понеслась было
— Можете забрать свою протеже, — доложила она. — У нее нет ничего такого, из-за чего стоило бы держать ее в стационаре. Синяки сойдут, и будет как новая, — кивнула она в Маринину сторону. У старухи был специфический юмор, свойственный людям практичным и напрочь лишенным малейшего намека на сентиментальность. Честно говоря, такой юмор Марина не очень-то понимала.
— Спасибо вам, — Мохов раскланялся со старухой и за себя, и за Марину.
А та снова рыпнулась и снова остановилась:
— Врачебное заключение готово, можете взять в ординаторской.
На этот раз она, видимо, сочла свою миссию выполненной до конца и, несомненно, удалилась бы, не задержи ее Марина своим неожиданным вопросом:
— Скажите, пожалуйста, а как себя чувствует Шаповалов из реанимации?
— Немного получше, — бросила на ходу врачиха, которую Маринин интерес к избитому до полусмерти фотографу нисколько не удивил, чего нельзя было сказать о Мохове.
— У вас и здесь знакомые появились? — осведомился он полушутя-полусерьезно.
— Этот знакомый вам еще понадобится, — хитро блеснула глазами Марина, с удовлетворением замечая про себя, что бедняга Мохов и не подозревает, сколько козырей терпеливо дожидаются своего звездного часа в Маринином кармане.
В своем кабинете Мохов первым делом открыл форточку. Вторым — выставил из-за стола Маринины вещички, обронив:
— Проверьте, ничего не пропало? Марина расстегнула «молнию» на дорожной сумке, торопливо осмотрела ее содержимое и вздохнула:
— Похоже, все на месте.
— Похоже или на месте? — въедливо уточнил Мохов.
— На месте, — отчеканила Марина.
Мохов почесал затылок:
— Тогда пойдем дальше… Надо вас куда-нибудь устроить. Путевка у вас, как я понимаю, закончилась, а вы нам еще понадобитесь.
— Стоп, во-первых, моя путевка еще не закончилась, — возразила Марина, — а во-вторых, во-вторых… — Она хотела сказать, что формулировка «вы нам еще понадобитесь» не очень ее устраивает, но не успела, потому что Мохов ее перебил:
— Ах, путевка еще не кончилась? Вот и отлично! — Сначала он довольно потер руки, а потом сделал озадаченное лицо:
— А чего ж вы тогда уезжать собрались?
— По личным обстоятельствам, — буркнула Марина, которой совсем не хотелось распространяться о каперанге. И спохватилась:
— Можно
Мохов подвинул на край стола телефонный аппарат и предупредил:
— Только покороче, а то у нас в бухгалтерии такие мегеры сидят…
Марина клятвенно пообещала быть образцом краткости и дрожащей рукой набрала московский код и домашний номер.
Трубка отозвалась без промедления, и Петькин голос, такой родной и ясный, словно Марину с сыном разделяли не две тысячи километров, а всего лишь несколько шагов, произнес:
— Слушаю…
— Это ты, сынок? — На всякий случай Марина все-таки решила удостовериться, что у нее не слуховые галлюцинации.
— Мам, ты? — в свою очередь осведомился Петька, сладко зевнул и спросил:
— Че-то я не пойму, ты приезжаешь или нет?
— Приезжаю? — переспросила Марина, поймала взгляд Мохова и уклончиво ответила:
— Пока еще не знаю, я потом перезвоню.
— Ну ты даешь! То приезжает, то не приезжает, — присвистнул Петька.
Марина не стала вступать в продолжительные дискуссии, поторопившись узнать, все ли у них там, в Москве, в порядке.
— Да все отлично, — заорал Петька, — отдыхай себе спокойно!
Он и не догадывался, сколько раз за последние две недели Марина слышала в точности те же слова, да так и не сделала из них правильного вывода.
— Вижу, что дома у вас все в порядке, — довольно заключил Мохов, как только Марина опустила трубку на рычаг. — Значит, торопиться вам некуда!
В сущности, он был прав, но в Марине заговорило чувство противоречия, свойственное всем нормальным женщинам.
— А почему вы, собственно, распоряжаетесь моим личным временем? Я, между прочим, сюда отдыхать приехала, если вы еще не забыли.
Странно было бы, если бы она не отыгралась на Мохове, который так долго не принимал ее всерьез.
Мохов, по-видимому, догадался о том, что руководило Мариной, и заметил с укоризной:
— Ну что же вы, Марина Геннадьевна, ведете себя как обиженная девочка? Вы ведь взрослый человек и понимаете, что мы здесь не шутки шутим. И дело слишком серьезное для того, чтобы старые обиды вспоминать.
— Ладно, — вздохнула Марина, — не сердитесь. Только чего вы от меня еще хотите? Преступник теперь в ваших руках, и вы лучше меня знаете, что с ним делать.
— Вот теперь-то видно, как плохо вы себе представляете нашу работу, — как-то устало произнес Мохов. — Что из того, что мы задержали вашего похитителя? Пока что ничего серьезного предъявить ему мы все равно не можем.
— Как это? — не поняла Марина.
— А так! В чем мы можем его обвинить? Допустим, в вашем похищении… Однако он настаивает, что вы сели в его машину по собственной воле, а потом сами выпрыгнули на ходу.
— Что? — Марина чуть не упала со стула. — Я… Я по собственной воле?.. Да он же, он!..