Щука с золотыми сережками
Шрифт:
Уже несколько месяцев работали они на заводе, но до сих пор им поручали только небольшой ремонт. Теперь им предстояло показать себя на крупном деле — директор поручил им монтаж электролиний в новом цехе.
Завод выпускал электрические моторы для сельскохозяйственных машин. Саше нравилось работать на этом заводе. Он поднялся утром с особым чувством бодрости и веселого оживления, которое бывает у человека, когда ему предстоит заняться любимым делом.
Ремесленники шли на работу, как обычно, строевым шагом под наблюдением мастера Ивана Васильевича Федорова. Саша, из-за своего роста попадавший в последние ряды, изредка взглядывая на Петю, шагавшего впереди,
Сегодняшний день был особенно важным для них обоих. Еще на той неделе Саша передал начальнику монтажа свое рационализаторское предложение. Когда ему впервые пришло в голову это предложение, он рассказал о нем Пете. Тот употребил все свое влияние: сначала дружеское, а потом, когда Саша не поддался дружескому убеждению, и комсомольское, как комсорг 2МФ, чтобы Саша изложил письменно свое предложение и передал куда следует. Сегодня начальник монтажа должен был дать ответ.
А между тем Петя ничем не показывал своей заинтересованности в благополучном окончании дела. И постепенно настроение Саши стало портиться, как портится ясный день при появлении на небе облаков.
Привычным строем вошли они на территорию завода, выслушали напутствие мастера и разбежались по рабочим местам. Саша так и не понял, узнал ли Иван Васильевич про их ссору с Забавиным или Петя сам попросил себе другого напарника, только они оказались в разных бригадах: Забавин — на наружных работах, где подводили воздушную линию, а Саша — внутри цеха, на монтаже осветительной сети.
Многожильный кабель надо было подключить к трансформатору. Работа была хотя и сложная, но знакомая, и Саша, ощутив привычное волнение и собранность, которые делали его необыкновенно ловким и подвижным, занялся кабелем. Он как-то сразу выключил все другие мысли. Перед ним разноцветные провода — десятки жил, надо точно помнить назначение и очередность каждого провода… Тут все постороннее может стать помехой.
Иван Васильевич подходил к Голубкову несколько раз и молча смотрел на его работу, не высказывая ни похвалы, ни порицания. Но Саша уже знал, что в молчании скрыто одобрение мастера. Если бы Саша ошибся в чем- нибудь, Иван Васильевич нашел бы и резкие и обидные слова. Он бы вспомнил, сколько воспитанников обучил он и все они оказались чуть ли не гениями по сравнению с Голубковым. Иван Васильевич сказал бы, сколько из его воспитанников за эти годы окончили техникумы и вузы и стали инженерами. Он вспомнил бы и Васю Смирнова, который во время войны получил звание Героя Советского Союза. Воспитанник, с которым Иван Васильевич начинал так говорить, готов был провалиться сквозь землю. Иван Васильевич не раз говорил так и с Сашей, но это было еще на первом году обучения.
Когда движения Саши обрели устойчивость и ловкость и рабочий цикл стал повторяться, мысли его получили некоторую свободу. Он мог одновременно и работать и думать о своем предложении. И хотя мысли его были неспокойны, они не мешали, так как ритм был схвачен и не мог быть прерван ничем посторонним.
Саша уже два раза видел начальника монтажа, но тот почему-то не обращал на него внимания. А ведь он обещал к сегодняшнему дню рассмотреть предложение. И Саша думал о том, удобно ли ему подойти к начальнику самому или подождать, пока тот вызовет его.
Если бы Петя был здесь, Саша посоветовался бы с ним. Но Пети не было. И Саша продолжал работать, никого не посвящая в свои размышления.
Заводская сирена просигналила обеденный перерыв. Ребята отложили инструмент и, позвякивая серебряной мелочью в карманах,
Сегодня Голубков не спешил в столовую. Он прошел мимо кабинета начальника монтажа и заглянул в дверь. Начальник был один, но Саша не рискнул войти. Неизвестно, сколько времени он простоял бы так, если бы вдруг кто-то не взял его за плечи и не втолкнул в приоткрытую дверь. Только влетев туда от толчка и оглянувшись, Саша увидел Петю, который кивнул на прощанье взлохмаченной головой и как ни в чем не бывало пошел, посвистывая, своей дорогой.
Начальник монтажа хмуро посмотрел на Голубкова, и Саша по одному этому взгляду понял, что предложение его не принято. Но все же он решил напомнить о себе, так как начальник смотрел на него, словно не узнавая.
— Я насчет своего предложения. Вы прочли его?
— Посмотрел, — ответил начальник, продолжая глядеть с таким же неузнавающим выражением.
Саша молча ждал продолжения разговора. Наконец минуты через две начальник заговорил скучным, будничным голосом:
— Ничего из этого не выйдет. Во-первых, таких отбойных молотков еще нет. Во-вторых, кто их станет заказывать? В-третьих, где гарантия, что с ними работа пойдет быстрее? И, в-четвертых, кто нам станет оплачивать эти испытательные работы?
Выговорив все это, начальник вытащил из стола красивую папку, в которую, по совету Лены Орловой, ребята переплели свою докладную записку и чертежи, и подал ее Саше. И вид его и голос оставались такими же будничноскучными, будто он говорил своей жене: «Нет, борща не надо — борщ мне надоел. А рыбу я не могу есть — у меня от нее изжога. А молоко я не хочу — оно скисло…»
Да, если вам когда-нибудь придется выслушать такой вот ответ на свое предложение, которое вам и вашим друзьям кажется замечательным и над которым вы работали много дней и ночей, тогда вы, наверно, испытаете такое же страдание, какое вдруг охватило Сашу. Он побледнел, лоб его покрылся испариной, задрожали руки, а ноги стали как ватные и начали сами собой подгибаться. Только большим усилием воли он удержался, чтобы не выказать этому холодному и равнодушному человеку свою слабость, — еще, чего доброго, заплачешь при нем! — и выбежал из кабинета. А слезы от обиды и в самом деле уже показались на глазах у Саши. Но тут он увидел суровое лицо Пети, шедшего навстречу, увидел презрительные глаза, в которых было только осуждение и никакого участия, а ведь они уже второй год были друзьями!
— Разрюмился? — с нарочитой жестокостью сказал Петя и покачал головой. — Так я и знал! Не выйдет из тебя изобретатель! Из тебя тенор получится. «Что день грядущий мне готовит? — насмешливо запел он. — Его мой взор напрасно ловит… Паду ли я, стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она…» — Он перестал петь и еще более презрительным тоном заговорил: —Ты не изобретатель, а плакса! Я все слышал. Надо было стукнуть кулаком по столу и заставить этого бюрократа понять, что он говорит не с мальчиком, а с пополнением рабочего класса — да- да-да! — Петя очень любил пышные и высокие слова и умел их произносить с надлежащим пафосом. — А вместо этого ты разрюмился!