Щупальца веры
Шрифт:
— Каким, наверное, счастливым должен был быть этот брак, — сказал Джонни, и последовавший за этим взрыв хохота продолжался почти минуту.
Все это глупо и банально, подумал Кэл, но все равно смеялся. Кэт ничего не сделала, чтобы переломить такое легкомысленное отношение к теме, и смеялась вместе с остальными. Ее подход к таким ситуациям состоял в том, чтобы принимать шутки как способ доведения своих мыслей до аудитории.
— А знаешь, Джонни, любопытно, что твоя шутка попала прямо в цель. Та ассоциация, которая у нас возникла, — это именно то, что было на уме у древних людей, от которых берет начало этот обычай. Съедение змеи гарантирует успешный брак
Итак, под конец ей удалось протащить свой тезис о том, что обычаи первобытных людей являются вовсе не столь нелепыми, как кажется на первый взгляд. Все люди братья. Сам Карсон, казалось, прекрасно провел время, а не просто отрабатывал свой хлеб в качестве интервьюера. Он явно восхищался ею.
— Что заставляет тебя действовать, Кэт? — спросил он. — Я имею в виду, что большинство людей в твоем возрасте сидят себе во Флориде, попивая свой стаканчик.
— Я обязана продолжать свою работу, — убежденно и серьезно ответила Кэт, — потому что я участвую в сумасшедшей гонке со временем. Первобытные люди во всем мире вымирают, Джонни, — и индейцы Амазонки и африканские племена, и те, что живут на отдаленных островах Тихого океана, — и скоро они исчезнут, все до одного. И я считаю, что это будет трагедия для всех нас, если вся их мудрость умрет вместе с ними.
— Это очень интересная постановка вопроса, — заметил Джонни. — Мы привыкли думать, что они знают меньше нас. Но ты говоришь об их мудрости… как если бы они знали о чем-то намного больше, чем об этом известно нам.
Кэт кивнула.
— Мы так торопимся навстречу нашему самоуничтожению, никогда не останавливаясь, чтобы оглянуться назад, что мы утратили многие важные истины. Это одна из причин, по которой я всерьез считаю, что наш мир находится в опасности.
На лице Карсона на мгновение появилась растерянность, которая выглядела у него всегда как задумчивость.
— Но ведь в целом ты оптимистично настроена, Кэт, разве нет?
— О Джонни, дорогой, я стараюсь быть оптимисткой. Но теперь, мне кажется, так многое изменилось… Даже будущее уже перестало быть тем, чем оно было раньше.
Карсон рассмеялся и, точно зная, когда надо прервать разговор, объявил рекламную паузу.
Кэл выключил телевизор и начал готовиться ко сну. Неудивительно, что Кэт удачно выступила: она знала свой предмет и то, как привлечь к нему внимание, вплоть до того, чтобы придумать запоминающийся лозунг. Изучайте прошлое, потому что будущее уже не то, чем оно было прежде. Вспоминая ужасы, виденные им в программе новостей, Кэл вынужден был признать, что это очень Удачный подход, идеальный для сегодняшнего дня. У него была своя собственная ностальгия, тоска по более простому миру, но он не мог понять, что Кэт имела в виду, говоря об утерянных истинах древних. Было ли в этом нечто большее, чем рекламная уловка? Проблема была в том, что теперь люди будут покупать то, что она написала, по той же причине, по которой они покупают книги о диете и трактаты о лучших способах сделать то или иное. Ради ответов, объяснений, разгадок. Они будут читать о путешествиях Кэт в надежде отыскать способ снова сделать будущее тем, чем оно было прежде, — машиной, предназначенной для работы.
Но что, как и вправду думала Кэт, первобытные люди знали такое, что могло бы предложить какое-то решение, дать какую-то надежду повернуть вспять ужасную разрушительную инерцию ядерного века?
Глава 11
На
Кэл приехал рано и затерялся в многочисленной толпе пришедших выпить по рюмочке в фойе, примыкающем к Большой биллиардной. Он увидел там нескольких старых знакомых — Хью Кернера из Принстона, одного из учеников Кэт; толстяка Джильберта Хансекера, развлекавшего окружающих своей новой теорией о структуре японской семьи, — и стал бродить по залу, слушая сплетни коллег-этнографов. Он пересекал фойе, направляясь к бару за второй порцией водки с тоником, когда услышал за спиной голос, выделявшийся из общего шума и произнесший слово, сразу приковавшее его внимание.
— …а пуэрториканцы называют это Сантерия…
Сантерия? Тот самый культ, о котором упоминал полицейский?
Кэл обернулся, пытаясь отыскать глазами говорившего. В стоявшей неподалеку группе людей он увидел бледного и худощавого человека, о чем-то беседующего с тремя другими. Он был моложе Кэла, лет под тридцать, плотно сжатые губы и очки в золотой оправе с круглыми стеклами делали его похожим на священника.
— …и в Майами, конечно, среди кубинцев — они называют это lucumi. Во всем этом самое поразительно? то, что, похоже, это один и тот же культ. Тот, что мы изучали в Новом Орлеане, Обейа, не слишком отличается от остальных.
Один из прочих членов группы сделал жест в сторону говорившего, держа в руке сигарету.
— Джон, мне кажется, ты считаешь это настоящей религией.
— Конечно, — ответил говоривший. — Вуду и есть настоящая религия.
Вуду?
Кэл подошел к этой группе поближе и встал рядом с беседующими, слушая и стараясь прочесть имя говорившего на карточке участника конференции, прикрепленной у него на груди.
— Сколько существует разновидностей этой религии? — спросил другой собеседник, низкорослый пожилой человек с седыми кустистыми бровями.
— Трудно сказать, — ответил Джон. — Пожалуй, с полдюжины в Южной Америке, по крайней мере, насколько мне известно. Гаитянская ветвь называется водун, есть еще бразильская майомбе, шанго на острове Тринидад. Прямо сейчас я не мог бы назвать их все. Я собирался изучить это как следует, но столкнулся с некоторым сопротивлением у себя на факультете и… — Он пожал плечами.
Кэл мгновенно почувствовал симпатию к этому человеку, независимо от того, какой именно факультет так к нему отнесся; он прекрасно знал, как угнетающе может повлиять на исследования такое противодействие.
Человек, похожий на священника, продолжал свой рассказ:
— Если вы обратите внимание на то, какую роль сыграла в этом миграция невольников, и каким образом католические святые превратились в водуистских богов…
Официант в белой куртке прошел через фойе, ударяя в гонг и приглашая собравшихся на ланч. Группа, к разговорам которой прислушивался Кэл, рассеялась, и все двинулись в банкетный зал. Кэл на секунду замешкался, затем остановил человека, который с таким знанием дела рассказывал о Сантерии, и представился ему. Рассказчик оказался младшим сотрудником кафедры этнографии в Тулэнском университете, его звали Джон Винер, и с самоуничижительной улыбкой он охарактеризовал себя как «младотурка». Винер сразу понял, кто перед ним, как только услышал имя Кэла.