Screenplay 3. Потерянная

Даль Лиза

– Лиз, – мягко упрекает меня Рональд после того, как Денис исчез, – я же просил тебя не грубить им.

– Я постараюсь, – пожимаю я плечами, и меня вдруг осеняет: – О, Рональд, прости! Совсем забыла извиниться, – я виновато разулыбалась, скромно похлопала ресницами. – Извини, что набросилась на тебя. Я хотела сразу же попросить прощения, но меня отвлёк этот придурок в маске, и я совсем забыла.

Рональд чуть нахмурился, подбирая слова, но я его опередила. Положила ладонь на его руку, заглянула в глаза:

– Понимаешь, мне срочно было как-то отвлечься от своих мыслей, сделать что-то, что вырвало бы меня из страхов,

потому что я почувствовала… как начинается приступ. В детстве я часто начинала задыхаться, когда нервничала или пугалась чего-то. Со временем я научилась контролировать свои эмоции, и за последние лет двадцать не было ни одного приступа, но сегодня… Понимаешь, я ведь очень эмоциональный человек. Мне самой иногда страшно от того, на какую глубину я способна уходить, погружаясь в свои эмоции. Я испугалась, когда мне снова начало сдавливать горло, а ингалятора не было, и единственное, что пришло мне в голову… – Я состроила милую дерзкую гримаску. – В общем, извини ещё раз за то, что так цинично тебя использовала.

Рональд смотрел на меня, хлопал ресницами. На его лице читалось забавное смятение.

– Да ничего, Лиз, рад был помочь. И кажется, это я должен извиняться за то, что… ну ты понимаешь…

за то, что отверг тебя

– Я знаю, что такого пункта нет в твоём контракте, но можешь считать это дружеской услугой, – подмигнула я, и он с облегчением рассмеялся.

День близился к своему окончанию. Маленькое, как бойница, окошко транслировало темноту. В печи потрескивали угли, отсветы пламени плясали на деревянных стенах и балках, возле древней керосинки, прицепленной к потолочному крюку, кружились мотыльки, снаружи дождь шуршал листьями, стучал по деревянной крыше.

Странно быть похищенной, сидеть в какой-то конуре, в лесной глуши, наедине с совсем незнакомым мужчиной и чувствовать себя так уютно, как никогда прежде. Даже запах трухлявого дерева и копоть керосинки казались уютными.

Завернувшись в выданные нам пледы, прислонившись спинами к деревянным стенам, мы сидели напротив друг друга. Я на кровати, Рональд на деревянной шконке. Заниматься было особенно нечем, и мы просто разговаривали. Разговаривали уже долго, и все темы в основном вертелись вокруг нашего похищения в частности и преступности в общем.

– Да брось, Лиз, – махнул Рональд. – Не могут же все быть хорошими, кому-то приходится быть плохим. Представь, если бы мы все были правильными! Одинаковые люди-зеркала. Куда ни повернёшься, видишь только своё отражение, безупречное, идеальное. Какой тогда смысл в жизни? Тебе интересно было бы общаться с зеркалом? Я знаю, о чём говорю. Для интересного сценария, как и для интересной жизни, нужна интрига, и внести её могут только такие вот ребята. Они знают толк в том, как не дать заскучать всем остальным.

– Я что-то не пойму, ты их защищаешь?

не защищает, конечно, просто, напуганный моим приступом удушья, старается максимально разрядить обстановку

– Нет, но… Помню, когда я мальчишкой смотрел фильмы или читал комиксы, мне всегда хотелось, чтобы победили плохие парни. Они казались мне интереснее положительных героев. Они все были такими смелыми, дерзкими, с ними всегда было ужасно весело. Все эти супермены ребята, конечно, классные, правильные и всё такое, но они скучные, они всегда должны быть

идеальными. Только плохие парни могут позволить себе отрываться на всю катушку и только они могут сделать супермена суперменом. Кто он без них? Пустое место, ничем не примечательный очкарик. Не стоит от всех людей требовать, чтобы они были цветочками. Нужно понимать, что для цветочков требуется компост, кто-то хорош именно в этой роли.

я знаю, что на экране ты всегда цветочек, но какой же ты в жизни?

– А тебе приходилось играть роли плохих парней?

– Только раз. Но зрителям не понравилось, они хотели по-прежнему видеть во мне героя, не воспринимали меня в другом амплуа. Я уважаю мнение своих зрителей, и мне приходится с ним мириться, о чём я иногда сожалею. Всегда интересно примерить на себя чью-то шкуру, а шкуры отрицательных персонажей тем более.

Каждый раз перевоплощаясь в психопата, в социофоба, вживаясь в роль, задумываешься над его личностью. Задаёшь себе кучу вопросов. Что сделало его таким? На него повлияли события в прошлом или в нём с рождения какой-то изъян, как бракованная плата в компьютере? Каким он был раньше? Какие мысли у него в голове? В чём его боль? На какое-то время ты становишься детективом и психологом, это уникальный опыт, Лиз.

Но зрители хотят видеть меня только в таком амплуа – идеальном, поэтому мне нравится писать сценарии для своих независимых фильмов. Так я могу влезть в шкуру и в мозги любого персонажа, исследовать его личность, просчитать его действия. Это интересно, и, кажется, у меня это неплохо получается.

– Тебе нужно было стать писателем.

– Дело в том, что я мыслю картинками, образами и не представляю, как это – сидеть над текстом, оттачивать каждое слово. Для меня это слишком сложно.

– А мне больше нравится читать, чем смотреть. Когда я читаю, я сама создаю для себя фильм. Я открываю книгу и вижу белое пространство, испещрённое маленькими чёрными символами. И пока глаза исследуют его строчка за строчкой, мозг проводит колоссальнейшую работу по перекодировке этих символов в зрительные образы. И мне всегда нравится, как мой мозг справляется с этой задачей, как оживляет персонажей и выстраивает для них декорации. Это, если вдуматься, и вправду какое-то невероятное волшебство. Но самое удивительное то, что одна-единственная книга может произвести на свет миллионы фильмов, ведь у каждого читателя он будет свой. И герои будут разными, и декорации, и даже выводы из прочитанного каждый сделает свои.

– Ты как будто думаешь моими мыслями. Я ведь тоже люблю читать.

– Знаешь, я недавно купила дом, и от прежних жильцов мне досталась здоровенная библиотека, они не посчитали нужным забрать с собой этот древний хлам, копившийся, видимо, не одно поколение. Так вот, я что хочу сказать. Каждый раз, когда я беру очередную книгу, у меня внутри зарождается ощущение предвкушения. Это довольно волнительно перелистывать страницы в ожидании очередного сюрприза. То между ними найдётся старая чья-то фотография, то письмо, то талончик на проезд, то высушенные цветы, то незаконченная вышивка, то ещё что-нибудь. Воистину фантазия прежних владельцев библиотеки была очень изобретательной по части закладок. И все эти предметы будто пойманные воспоминания. Это так странно – прикасаться к чьим-то чужим, личным, невыразимо трогательным и навсегда ушедшим событиям.