СД. Двадцатый том. Часть 1
Шрифт:
— Хотя просто потому, — вклинилась Лэтэя. — что вы носите под шкурами кольчугу. Знаете какое количество местных носит металл? — воительница выдержала недолгую паузу. — вот именно такое. Потому что в первый же буран даже зачарованная броня из лучшей артефактной стали примерзнет к вашему телу так, что сдирать придется с кусками костей.
По взгляду Арнина было понятно, что он считает услышанное преувеличением, что, в целом, сразу выдавало в нем чужака. Затем незнакомец обернулся и внимательно осмотрел посетителей таверны. Кроме оружия, ни у кого из них ни в одежде,
— Но я добрался сюда вполне сносно, а там настоящая…
— Настоящая что? — в который раз перебил Албадурт, после чего взял со стола очередную кружку глинтвейна. — Если ты называешь это бураном, — он махнул ей, проливая часть напитка, в сторону окна. — человечек, у меня для тебя плохие новости. Это не буран, а пердеж снежного зайца. Вот на следующей неделе будет буран. Такой, что у тебя яйца не просто под кость заберутся, а ты их отхаркивать будешь вместе с легкими, если эту сталь, да простят меня Молот и Предки, не снимешь.
Артеус кивнул.
— Что приводит нас к простому выводу, достопочтенный Арнин, — продолжил волшебник. — что вы не местный. Но при этом в курсе про дальний грот и его письмена, а еще зачем-то всеми силами пытаетесь дать понять, что вам известны наши личности.
— Чести ради, — кашлянул в кулак Арнин. — личности Небесных Лисов известны довольно широкому кругу обитателей Чужих Земель. Ни для кого не секрет ваша роль в падении Ордена Ворона.
— Разумеется, достопочтенный, — кивнула Лэтэя, чуть облокотившаяся на плечо Артеуса. — вот только мы сейчас лишь географически находимся в Чужих Землях.
— Я понимаю.
— Если вы понимаете это, — Артеус положил ладонь рядом со своим посохом. — то позвольте потрудиться объясниться, иначе какое бы имя секты, скрытой деревни, клана или гильдии вы бы не произнесли, мы будем вынуждены отреагировать на ваше появление весьма неприятным для вас способом и…
— Маг, клятый ты колдунишка, — смачно рыгнул гном. — ты у сраного дерьмокожего этих мудреных речей понабрался. Скажи, как есть — напихаем мы этому достопочтенному так, что он к праотцам весь фиолетовый явится.
Арнин выдохнул.
— Я действительно не местный — вы правы и заранее прошу у вас прощения за ложь, просто есть некоторые обстоятельства, из-за которых я не могу открыть вам всей правды, — незнакомец от чего-то посмотрел прямо в глаза Лэтэи, что сильно не понравилось Артеусу и вовсе не из-за ревности.
— Тогда наш с вами разговор закончен, — сказа он прямо и сухо.
— Постойте, — чуть громче проговорил Арнин, после чего посмотрел на таверну, словно хотел убедиться, что их никто не увидит, а затем снял перчатки, закатал рукав и, отодвинув кольчугу, положил руку на стол. — Я не местный лишь в том смысле, который вы вкладываете в это слово. И еще — я не принадлежу семьями или кланам Чужих Земель. Только одной — по-настоящему местной.
— В горах нет никаких организаций, — икнул гном. — что ты за срань такую нам лепе…
Он не договорил, а Лэтэя едва было не схватила стоявшее рядом копье. Рука Арнина постепенно меняла свой внешний вид, пока не приняла облик чего-то среднего между волчьей лапой и человеческой рукой.
—
Артеус перевел взгляд с когтистой лапы на шею жены, где до сих пор тянулись белесые полоски шрамов, оставленных детьми Феденрира.
Проклятье…
Глава 1733
Глава 1733
На каменистой вершине одного из пиков стоял человек, который, казалось, бросил вызов самому времени. Его тело было худощавым, мускулистым, но лишенным излишеств в массе, каждое сухожилие и мышечное волокно выточено далеко не ласковыми и нежными объятьями дикой природы. Это был человек побеждавший во множестве битв не только с разумными, но и немыслимыми явлениями и стихиями, а все его тело обратилось в свидетельство о жизни, полной борьбы за выживание.
Его лицо обрамляла густая, черная борода, которая, казалось, черпала свой цвет из самых глубоких теней. Пряди длинных, седых волос, струились по его спине, словно поцелованные ветром свистевшим в скалах, как если бы сам шторм, уже зарождавшийся в дальних уголках гор, стремился признать этого человека как одного из своих собратьев.
Его кожа живым гобеленом запечатлела на себе бесчисленное множество битв, оставивших глубокие и уродливые шрамы — каждый из них отметина, не дающая забывать о железной воли, которая вела его сквозь все невзгоды. Эти шрамы уже давно стали его броней, щитом, выкованным из огня испытаний, осязаемым напоминанием о силе, что он собственными руками вытащил из горнила непрекращающейся войны.
Он стоял на вершине горы с мечом в руках — синий клинок с парящим по нему силуэтом птицы Кецаль. Глаза мужчины были устремлены вниз, а взгляд, подобно удару стали, рассекал сам воздух. И в то же время он смотрел перед собой со спокойной отрешенностью опытного воина, человека, не раз заглядывавшего в бездну, так и не сумевшую утянуть его за собой.
С плавностью и четкостью движений, рожденной теперь уже — сотнями лет практики он струился сквозь сложные узоры своего стиля мечника, а каждый взмах, парирование, укол или выпад, превращались в строфы древней песни о стали и крови. Ветер танцевал вокруг него и ледяные призрачные касания переплетались с его волосами, отдавая дань уважения мастеру, что почти плато своим визитом.
В каждом его легком шаге чувствовалась безмятежная грация, смертоносная элегантность, рассказывающая о бесчисленном множестве часов, что он посвятил искусству пути меча. Его движения были плавнее речного течения, незримее мазков ветра на холсте природы, они являлись олицетворением гармонии силы и точности, которая в исполнении этого воина выглядела как нечто доступная каждому с самого рождения.
И все же, в глубине его глаз застыла тихая напряженность, тлеющий огонь, выдававший неумолимое стремление, которое привело его в этот край. В конечном счете он ведь не был ни поэтом, ни музыкантом, ни отцом, ни мужем… лишь воином, прошедшим через огонь несмолкающей битвы и ставшим чем-то большим. Человеком, который не прекращал попыток выковать собственную судьбу в кузне конфликта длиной в целую историю вселенной.