Сделай сам 1
Шрифт:
Всё же давала о себе знать присущая многим детям импульсивность. Химию-то молодого тела ещё никто не отменял. Как и всё прочее. Отчего мои мысли текли в голове непривычно тягуче, тогда как тело представляло собой натуральный электровеник. Семь раз отмерь и один раз отрежь? Ага, как же! Семь раз отрежь и один раз отмерь — вот как действуют детишки моего возраста!
Мозг-то местного дитятьки уж точно не был приспособлен к принципам и скоростям обработки информации взрослого человека из будущего. Отчего мне самому казалось, что я постоянно подтормаживаю и потому торопился донести информацию или же сделать что-то побыстрее. Отсюда косяки и вылезали.
— И сможешь объяснить мне свои мысли, если
— Ага! — словно те двое из ларца, что одинаковы с лица, агакнул я опять. А чего мне было не агакнуть, если там всего и делов-то было, что выкинуть всё лишнее, да проделать два отверстия в цилиндре? Вот и агакнул. Ага.
— Что же, молодой человек, — даже не став притрагиваться к утренним газетам, Евгений Александрович промокнул губы салфеткой и простёр руку в сторону выхода из столовой. — В таком случае извольте пройти на экзамен в мой кабинет.
Причём смотрелось всё это великосветское общение откровенно чудно, учитывая, сколь сильно на фоне белоснежной салфетки смотрелись его черные от намертво въевшейся в них стальной пыли и масла, словно у простого заводского рабочего, пальцы рук. Никакое мыло ему уже не помогало в избавлении от этой грязи.
А что поделать? Ведь лишь в этом году, заняв изрядно денег под залог дома, он смог выкупить небольшое здание фабрики с прилегающим к нему участком, где и открылся «Первый русский завод керосиновых и газовых двигателей». До того же на протяжении 8 лет ему всё приходилось делать исключительно своими собственными руками в невеликой домашней мастерской.
И да, дом у нас так-то был солидный, с какой стороны ни посмотри. Не царские хоромы, конечно. Но кирпичный, двухэтажный и с прямым видом на Зимний дворец, если смотреть чуть под углом через Неву.
Козырный в общем домик нам достался в наследство от дедушки по материнской линии. Как и соседний с ним тоже, кстати, в котором за не самые малые деньги сдавались в наём несколько шикарных квартир. Так что всяких жилых комнат с прочими помещениями в нашем доме имелось в избытке. Не менее половины даже пустовали, поскольку средства в семье хоть и имелись, но были всё же ограничены, чтобы держать у себя какие-нибудь там отдельные курительные комнаты, бильярдные или лишних слуг. Сейчас же, после съезда мастерской на новый адрес, как раз вели ремонт с тем, чтобы нам всем перебраться лишь в одну половину дома и начать сдавать вторую.
Чтобы вы понимали, в моё время в этом доме располагалось бы не менее двух подъездов и шестнадцати квартир, случись ему стать по назначению той же жилой брежневкой. Причём квартир отнюдь не однокомнатных!
Я даже несколько прибалдел прошедшей ночью, осознав, что мы впятером так-то живем аж на два подъезда. Даже не этажа! Подъезда!
Ну ладно, ладно. Не впятером, а вдевятером, учитывая кухарку, горничную, дворника-истопника и конюха-мастера на все руки. Но всё равно, солидно как-то выходило! Недаром маман начала перестройку с целью повышения доходности семьи. Она у меня рачительная дама. Умничка!
Вот так, бредя по общему коридору мимо многих и многих закрытых дверей, мы вдвоём добрались до рабочего кабинета главы семейства, в котором и уединились, склонившись над рекламными буклетами представителей компании «Ричард Хорнсби и Сыновья» в Санкт-Петербурге.
Не компания располагалась в Петербурге. Нет! Та, понятное дело, находилась и промышляла в Англии. Но в столичном городе Российской империи, как и всякая уважающая себя контора, имела представителя.
Отец же мой не являлся оголтелым инженером-изобретателем, что, окромя железок, не видел ничего вокруг. Хотя, бывало, имел вид этакого чокнутого профессора — весь из себя такой взъерошенный,
— Вот, — ткнул я пальцем в район клапанов, а после очертил им же все приводные валы, как только мы достали нужную картинку, назвать которую чертежом или даже эскизом не поворачивался язык. Картинка она и была картинкой. — Это всё лишнее и совершенно здесь не нужное. Цилиндр в этом двигателе должен сам собою выполнять роль одного большого клапана.
— Ну ка, ну ка! Дерзай! Показывай свою идею! — а вот сейчас у моего родителя из этого времени глазки начали потихоньку гореть интересом, хотя до этого окатывали мою скромную персону сплошным снисхождением. Мне даже вручили простой карандаш, чтобы я смог наглядно начиркать, что там к чему должно быть по моему мнению.
— Вот так, так, так и вот так! — не став тянуть резину, я быстренько заштриховал всё лишнее, после чего добавил два отверстия в цилиндре — одно на впуск воздуха через закрытый картер маховика, чтобы вместе с кислородом внутрь одновременно поступала и масляная взвесь для смазывания головки поршня, второе на выпуск отработанных газов. И всё! Цена изделия мгновенно упала минимум на треть за счёт сокращения количества прецизионных деталей и упрощения производственного цикла. Про облегчение эксплуатации вообще говорить не приходилось. Тут счёт пошел уже в разы. А всего и делов-то было — исключить клапаны, настройка которых являлась тем ещё танцем с бубнами, и в тех же паровозных депо грамотный настройщик клапанов был на вес золота, поскольку от его работы зависела безопасность эксплуатации любого паровоза. Не говоря уже о выходе того на полную мощность.
— Ага, ага, ага, угу, — с каждой секундой проверки моих каракулей всё более задумчивым и задумчивым становился мой отец, двигатели конструкции которого также оборудовались всегда отдельным блоком клапанов. И потому продемонстрированный мною подход он никак не мог не признать революционным в плане упрощения.
Правда, подход тот, конечно же, был не моим. К тому моменту, как я пришёл в автомобилестроение, двигатели, подобные изображенному мною, как раз вышли из производства, хоть и продолжали оставаться тут и там в эксплуатации чуть ли не до 90-х годов за счёт своего колоссального ресурса и ремонтопригодности. Довели же их до такого состояния немцы, взяв за основу изделие Экройда и Хорнсби. Именно такой «нефтяной» мотор или по-другому «полудизель» стал той центральной частью, вокруг которой строились трактора, известные во всём «автомобильном мире», как Ланц «Бульдог», что продержались на конвейере почти полвека, конкурируя и с бензиновыми, и с дизельными одноклассниками.
Но ждать ещё четверть века до того, как кто-то там созреет до подобного решения, лично мне было некогда. На дворе только-только начиналась осень 1893 года, и потому я искренне рассчитывал взять всё возможное от грядущей моторизации всего мира.
Тем более что лично мне было хорошо известно не только как и что должно работать в самой «самобеглой коляске», но и каким наилучшим образом их производить, чтобы не разориться. А то ведь были уникумы поначалу, что даже автомобильные рамы по пять-шесть раз покрывали лаком и после шлифовали до потери сознания, дабы убрать с них малейшие недочёты. И пофиг на то, что после первых же 100 километров пути все эти многодневные и дорогостоящие старания рабочих улетали коту под хвост вместе с прилетающими в днище камешками и прочей грязюкой.