Сделаю больно
Шрифт:
Я привык к ней, привык, что Тася всегда под боком, и теперь, зная, что я не уберег ее, мне хотелось удавиться. Я хотел пустить себе пулю в лоб или пойти броситься под машину, потому что с ней было сложно, а без Таси, как оказалось, мне невыносимо.
Тебя нет, принцесса. Тася, девочка моя. Ты не прибежишь утром и не бросишься мне на шею, не поцелуешь в губы, не возьмешь шоколадку, принесенную мной. Я все еще ношу их тебе. Складываю пирамидой, где я бы я ни был, но ты не приходишь.
– Я сломал тебе жизнь, малышка. Я не хотел. Я никогда такого не хотел. Тебя
Я срываюсь, вот только пить даже не могу. Нет, больше никаких поблажек, Стас. Ты будешь подыхать БЕЗ анестезии.
***
Беременность проходит на удивление стабильно. Меня тошнит, но, пожалуй, это единственное неудобство, которое доставляет мне ребенок. В остальном же я чувствую себя нормально, за исключением болей в спине и страхов будущего.
Мне кажется, оно все время меняется, как карты в колоде перетасовываются, и что выпадет завтра, еще сто раз может измениться.
На третьем триместре Глафира все же находит мне врача, одноклассника ее сына, и я еду в город, натянув маску и замотавшись платком, точно мумия.
Живот у меня все же вырос, но он все равно маленький. Под широкой одеждой почти не видно, и не скажешь даже, что я беременна.
Глафира сказала, что так бывает иногда, особенно, если девочка там сидит, но я пока не знаю точно, кто у меня будет.
Мне без разницы, если честно, я любому ребенку буду рада. Главное, чтобы он не был похож на своего отца. Никакие черты Стаса в малыше я видеть не хочу. Я решила, что забуду его и никогда не вспомню после рождения ребенка.
Я так себя успокаиваю, потому что думать о том, что Стас тупо заказал мое убийство и хотел, чтобы я умерла, мне уже невыносимо.
– А что вы так замотались, девушка? Как я смотреть вас буду?
Меня принимает главный пластический хирург Петр Андреевич. Ему где-то сорок, высокий, в синем медицинском костюме.
– Я от…
– Знаю. Садитесь. Показывайте, что у вас.
От его напора немного теряюсь, но забираюсь на кушетку. Врач берет кресло и садится напротив.
Осторожно снимаю платок и маску, давя сопротивление и стыд. До этого меня никто не видел такую, кроме Глафиры.
– Не переживайте так. Ну-ка, давайте посмотрим.
Петр Андреевич берет мое лицо и крутит его на свету, прощупывает скулы и особенно область, где у меня рассечена бровь. Долго так смотрит, а потом поджимает губы.
– Где это вас так угораздило?
– Я… в аварию попала.
Он коротко усмехается, а после качает головой.
– Ладно, пусть будет авария. Как скажете.
Поднимается и быстро что-то пишет, а я не знаю, как быть. Он ничего не сказал, не посоветовал даже.
–
– А, вы еще здесь? Я думал, вы уже ушли. После аварии же лежать надо, – сказал холодно, и мне стало стыдно. Он, конечно же, понял, что я вру, и увидел, что меня избили.
– Извините. Не хотела вас обманывать. Скажите, хотя бы немного можно убрать эти рубцы?
– Рубцы можно убрать полностью, сделать кожу ровной, но я не работаю с пациентами, которые меня обманывают, понимаете, о чем я?
– Да, конечно. Я больше не буду.
– Отлично. Вот. Это примерная стоимость восстановления каркаса лица, устранение дефектов после травмы, пересадка кожи тоже понадобится, но, конечно, это все после родов будет. Таких беременных мы не берем.
Он кивает на мой живот, и я внутренне сжимаюсь. Заметил все же. Ладно.
Смотрю на этот листочек бумаги, и перед глазами двоится от количества нулей. Огромная для меня сумма, просто неподъемная.
– И учтите: одной операцией тут не обойтись. Все можно сделать красиво, но потребуется минимум пять вмешательств. Мы делаем такие, у вас случай сложный, но шансы ходить без маски есть.
– Я поняла. Спасибо.
Мне уже не интересно, что говорит этот врач, потому что у меня просто нет таких денег, потому, нацепив маску, расстроенная я еду на автобусе обратно в деревню к Глафире. Зайдя в ее избушку, забираюсь на кровать, накрываясь с головой одеялом.
Я бы могла продать свою квартиру и вложить эти деньги в лечение, да вот только кто мне разрешит это сделать? Как только вернусь в город, Стас меня добьет, я уверена. Я боюсь его теперь. Он уже не кажется мне таким добрым. Пожалуй, я многое придумала в своей дурацкой голове, и все было не так радужно, как мне казалось.
– Что врач сказал?
– Ничего.
– Если б ничего, ты б так не ревела. Что, операция дорогая?
Молчу. Глафира и так уже столько на меня потратила. Я даже не представляю, как буду эти все долги ей отдавать.
Чувствую ее руку на плече. Гладит меня по волосам. Часто так делает, когда я реву.
– Тася, тебе надо быть сильной ради дитятка. Если я куда денусь – чтоб не боялась, а наоборот, могла за себя сама постоять.
Оборачиваюсь. Становится страшно.
– Куда это вы денетесь? Глафира, не пугайте меня.
– Да не бойся. Тут я, тут. Ты это, не расстраивайся! У меня пенсия крошечная, но есть немного сбережений. Я дам тебе денег, Тась, не плачь. Хоть на одну операцию будет.
– Вы что? Нет, я не возьму.
– Ну, тогда не реви! Не реви, кому сказала!
– Хорошо, я больше не буду. Спасибо. За все спасибо, Глафира. Я бы не выжила без вас.
– Я знаю. Ты моя последняя добродетель, и я рада, что тебя нашла. Ты скрасила мои дни, девочка. От тебя свет лучится, так что не плачь о красоте, она вот тут, внутри у тебя. Иди поешь. Суп сварила свежий.
Быстро вытираю слезы. С того дня я перестаю сырость разводить, а то Глафира тогда тоже мрачная ходит, а у меня живот болит. Малышу не нравится, когда я расстраиваюсь.