Сделка Политова
Шрифт:
Бородач вновь отхлебнул пива и уже сурово спросил:
– Ну, так что? Сделку будем совершить или мне и вправду уйти?
– Будем, – с пустыми глазами проговорил Евгений Павлович и вдруг спросил. – А самоубийство – обязательный пункт?
– О-о, – протянул бородач и с ехидством затараторил. – Самоубийство – пункт наипервейший, наиважнейший, архи, так сказать, главнейший! Без него, мой компаньон, уж позвольте мне теперь вас так называть, ничего сделать невозможно. Совершенно ничего.
– А как это будет?
– Вам сообщат, – коротко ответил странный человек в шляпе и вновь сделал глоток пива.
– Когда?
– Ну, об этом сейчас вам знать не следует. К тому же не такие мы и всесильные. Так, по мелочи… Впрочем… – бородач вставил папиросу в зубы и задумался. – Впрочем, думаю не скоро. Времени у вас будет предостаточно. Знаете, пока люди новые появятся, пока то, пока сё. Словом, не грустите раньше времени.
– А как же вы мне
– Сообщим в самой деликатной форме, – убедительно заверил бородач. – Обычно письмом, со штемпелем удивительным. Его узнаете. Но, дорожайший Евгений Павлович, разве стоит сейчас терять драгоценное время на такие пустяки? Сами же у себя его крадёте.
Евгений Павлович оживился, и какой-то алчный огонёк блеснул в его глазах.
– Я готов, – решительно сказал он.
Тогда человек в шляпе внимательно взглянул на него, словно пытаясь удостовериться в его твёрдости, затем достал из авоськи, ту странную книгу в кожаном переплёте и, раскрыв её на нужной странице, осторожно положил её на столик перед Евгением Павловичем. Ткнув в неё желтым от табака пальцем, сказал:
– Вот, прошу вас. Прочтите.
Евгений Павлович прочел указанный текст. Тогда бородач пролистал довольно большую часть страниц и сказал:
– Ваш нумер 1480, прошу.
Евгений Павлович раскрыл коробочку из-под зубной пасты и вытащил оттуда небольшой свёрток из чёрной бархатной ткани. Когда он аккуратно и бережно развернул его, на свет показалась удивительная по красоте и блеску золотая перьевая ручка.
– Вы точно сделали всё как положено? – вновь настороженно поинтересовался человек в шляпе, подняв вверх указательный палец. – Ведь вы же понимаете, мне чужого не нужно, а для вас всё это может кончиться в разы хуже.
– Всё точно, – ответил Евгений Павлович, словно бы отчитывался.
– Ну, тогда прошу.
В строчке рядом с числом 1480 появилась красная подпись.
– Ну и отлично, – криво улыбнувшись, довольно сказал бородач и сразу же достал из кармана плаща пресс-папье. Затем он промокнул роспись и громко захлопнул книгу.
– Ну, что ж, – деловито продолжил он. – Было приятно иметь с вами дело, Евгений Павлович.
С этими словами человек в шляпе залпом допил оставшееся пиво, затушил в пустой кружке почти скуренную папиросу и, подмигнув через очки, развернулся и пошёл прочь, оставив Евгения Павловича в одиночестве.
В Москве тогда стояла осень 1994 года.
Глава 1. Понедельник
Это началось в понедельник. Нечто подобное всегда и обязательно, и как назло начинается в понедельник, в день и без того тяжёлый и скверный. Это был московский осенний понедельник.
Вообще, начало осени в тот год выдалось неважным. Погода стояла сырая и холодная. Серые тяжелые тучи сплошным куполом неделями покрывали город, а мелкий моросящий дождь сполна одаривал столицу бесконечным шумом и холодной водой, смывая собой все цветные и тёплые воспоминания о только что ушедшем лете, которое навсегда осталось в прошлом и выглядело теперь лишь как бледная фантазия разыгравшегося воображения. От избытка влаги в себе Москва, казалось, набухает, раздувается и тяжелеет, грозясь либо сама просесть и провалиться под собственной тяжестью куда-то в преисподнюю, либо же лопнуть и затопить своим жидким содержимом всю землю. Дни тянулись тусклой и унылой вереницей. Бледный дневной свет нехотя отражался от мокрого асфальта, грязных луж и сырых стен поникших домов, лениво вливался в чёрные провалы окон, принося обитателям квартир лишь тоску и сонливость. Сложно было бы поверить, что в такое хмурое и печальное время хотя бы у одного человека в этом городе могло случиться какое-либо радостное, веселое или же просто приятное событие. Нет! Этого совершенно не могло быть! Казалось, что в такую погоду все дни рождения непременно должны быть отложены до лучшей поры, свадьбы отменены, а приятные новости просто обязаны были застрять где-то в пути. Разве только в похоронных агентствах мог бы царить ажиотаж. Потому что прилично жить в такую осень было решительно невозможно, и разлитая по Москве атмосфера как нельзя лучше соответствовала таким печальным событиям, как смерть и похороны.
Вот в такой дождливый унылый московский понедельник, с которого и завяжется всё повествование, на Политова свалились неожиданные и неприятные хлопоты. И начать рассказ тут следует хотя бы с того, что в указанный день, когда на часах было всего лишь половина второго пополудни, и когда по телевизору только начинались многочисленные дневные шоу, к которым, кстати сказать, Политов был очень привязан, выходило, что ему уже следовало собираться на ненужную и лишнюю, как ему казалось, встречу.
Надо отметить, что последние полгода Иван Александрович Политов довольно редко покидал свою маленькую и неубранную квартиру. А когда ему всё-таки приходилось это делать, то это предприятие походило на подвиг и вызывало в нём самые противоречивые чувства. Он был
Тут, наверное, уместен будет справедливый вопрос – кем же был этот самый Иван Александрович Политов? Где работал, чем занимался, если позволял себе вести подобный образ жизни? И ответ на этот вопрос будет прозаичен: Политов являлся безработным. Да-да! Самым настоящим безработным – человеком без какого-либо рода деятельности, и даже без хобби и без интересов. Впрочем, ещё полгода назад он служил в Московском департаменте и у него даже имелись некоторые перспективы для карьерного роста, но потом, как-то в один день, он всё бросил и укрылся в своей норе, стараясь как можно реже показывать на свет свой нос. Но об этом тоже чуть позже.
А пока Иван Александрович, несмотря на необходимую ему спешку к встрече, лениво закурил и подошёл к окну своей крохотной кухни, располагавшейся на втором этаже обыкновенной московской пятиэтажки. Раздвинув желтоватые, в крупную сетку занавески, Политов протянул руку и взялся за оконную ручку. С силой надавив её вниз, отчего та скрипнула, он со звуком дребезжащего стекла открыл оконную створку. Сразу же в кухню ворвался свежий и влажный воздух, наполненный шумом живого бульвара. Клубы табачного дыма, словно захваченные невидимым неводом начали уходить в проём, улетать всё дальше и дальше от окна и где-то уже совсем далеко обречённо распадались на клоки, которые смешивались с туманной дымкой то ли мелкого дождя, то ли осеннего тумана до тех пор, пока совсем не исчезали из вида. Политов внимательно следил за этим процессом своими серыми глазами и о чём-то размышлял.
Иван Александрович Политов был молодой человек двадцати семи лет с вполне приятной наружностью, которая угадывалась в нём, несмотря на то, за время своего безработного статуса он позволил себе страшно запуститься. Он был бледен. Его светлые, уже с год не видевшие парикмахерских ножниц волосы бесформенными локонами спадали на плечи и высокий лоб, отчего ему всё время приходилось безуспешно заправлять их куда-то назад, и отчего весь облик его имел крайне неопрятный вид. Серые глаза сидели глубоко, а под припухшими нижними веками проступали глубокие косые складки, расходящиеся в стороны и формирующие на лице плавный переход от переносицы к широким скулам. Нос был ровный, небольшой. Губы, по обыкновению, сильно сжимались до бледности, при этом верхняя губа чуть выдавалась вперед. На заострённом правильном подбородке когда-то красовалась пижонисто выбритая в пику прочей растительности чёрная козлиная бородка, но за отсутствием ухода она растворилась в расцветшей вокруг неё общей щетине и практически пропала, не оставив о себе и следа. Однако весь образ его даже при отсутствии должного ухода, как в целом, так и в деталях, имел вид довольно недурной, если даже не сказать благообразный. И всё-таки, и всё-таки было в лице Политова нечто неправильное, что-то даже уродливое, но и одновременно притягательное, вызывающее желание всмотреться в него повнимательнее, догадаться, в чем его загадка или подвох. И незнакомые люди так поначалу и поступали: они пристально глядели на Политова, глядели, но не могли уловить причину той двойственности в его натуре, которая так очевидно проступала наружу. Его лицо, вместе с маленькими лучиками морщин возле глаз и с напряжённо подтянутыми уголками рта, создавало впечатление несколько хмельное и даже иронично-насмешливое, и в то же время взгляд его был напротив, – чистым, прямым и даже умным. И это было странно. Потому что казалось, что этот взгляд был вовсе не его, не Политова, а какого-то совершенно другого, неизвестного, и, быть может, даже более глубокого и обстоятельного человека. Словно глаза эти были пересажены Политову случайно, позже и по ошибке, но так и не смогли прижиться и органично срастись со всей, уже имевшейся в ту пору физиономией. Вот это-то двуличие, непропорциональность вида и содержания часто пугало людей и оставляло их в некотором недоумении после первого знакомства с Иваном Александровичем.