Сделка с джинном
Шрифт:
– Он зовет меня. Надо идти.
Девушка растворилась в воздухе. Мы остались в комнате втроем в звенящей тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров. Как мне теперь смотреть Яру в глаза?
43
– Хафиз, оставь нас! – раскатился по комнате голос Редьярда.
Тон не сулил ничего хорошего. Пожилой джинн без лишних разговоров растворился в воздухе, мы остались один на один с Яром. Я расправила плечи и вздернула подбородок, дожидаясь, пока Яр преодолеет расстояние между камином и мной.
–
Он остановился в опасной близости от меня – в полушаге, так что мне пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Я вновь ощущала себя хрупкой соломинкой, цыпленком, вышедшим на битву с соколом. Но и цыплята, когда путь к отступлению отрезан, начинают клеваться.
– Ты поставил это условие, чтобы запугать меня, чтобы ощутить власть надо мной. И не говори, что это не так! – крикнула я. – Если я и обманула твою драгоценную Лайти, то ненамного! Не знаю, почему ты передумал, но сначала ты хотел заставить меня страдать!
Злые слова, но честные. Гнев на лице Яра уступил место раскаянию – выходит, я не промахнулась, обвиняя его в жестокости.
– На тебя это не похоже, львенок, – передразнила я Латифу тоненьким голоском. – Мой смелый львенок. Мой прекрасный львенок! Как я скучала по тебе! Так скучала, что сразу бросилась на шею и языком пересчитала, все ли зубы на месте!
Я выпалила это и с трудом перевела дыхание. Внутри все колотилось. Да что со мной такое? Посмотрел бы на меня Патрик. Оказывается, не так уж я послушна, мила и беззащитна, как он всегда думал. Я отрастила клыки и коготки, готова царапаться и кусаться.
Яр пристально смотрел на меня сверху вниз с высоты своего роста, а я в ответ глядела на него, воинственно сложив руки на груди. Я выставила вперед носок одной ноги, будто бы наступала на джинна.
– Да ты ревнуешь, – тихо сказал он.
– Нет! – рявкнула я.
Мне самой было дико от этого нового, непривычного чувства.
– Я тебя ненавижу! – прошипела я.
И сейчас это было почти правдой. Как же все запуталось. Эмоции, прежде совершенно незнакомые, теснились в груди. Их было так много и таких разных, они рвали мое сердце в клочки. Я хотела, чтобы Яр обнял меня, прижал к себе, как прижимал ночью, и в то же время хотела прогнать его и никогда больше не видеть.
– Зачем ты мучаешь меня? – прошептала я.
Из глаз сами собой полились слезы. Что за наваждение с этим проклятым джинном? Я ощущала себя мотыльком, летящим на пламя свечи. Огонь обязательно подпалит крылышки бедному созданию, ведь он иначе не может – на то он и огонь. Но и мотылек не может улететь прочь: пламя так манит его, так манит… И ни за что не отпустит.
Яр молчал, и это было самое нестерпимое. Я чего только не наговорила и хотела, чтобы он ответил хоть чем-то. Оправдался или съязвил, но только не отмалчивался с этим бесстрастным, нечитаемым выражением лица.
Я обвила руками его шею и потянулась губами к его губам. Я хозяйка, и, как выяснилось утром, я могу первая дотрагиваться до него. Яр не поддался
– Нет, Ви, – твердо сказал он.
Я вырвалась и в негодовании толкнула его в грудь.
– Нет? Нет?! Это из-за Латифы? Да ответь же ты, деревянный чурбан! У деревяшки и то чувств больше, чем у тебя!
На мгновение я пробила его броню. Лицо Яра сделалось печальным. Конечно, не обо мне он жалел, а о своей ненаглядной Лайти, которая так близко и с которой он не может быть вместе.
Мне сделалось очень горько… И я совершила очередную глупость, которой не горжусь.
– Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение! – крикнула я.
Яр поднял руку на первых словах, пытаясь меня остановить. Но я и не подумала притормозить.
Вот так. Знай свое место, раб… Слушайся хозяйку… Теперь он никогда, никогда меня не простит! Заливаясь слезами, я бросилась на постель, закуталась в покрывало и долго рыдала, никак не могла утешиться. Столько навалилось! Как это перенести?
Я плакала, потом уснула, утомившись. Разбудила меня Латифа, легонько коснувшись плеча.
– Герцог приглашает тебя отужинать с ним в малой гостиной, – сказала она. – Где Яр?
– В преисподней, – буркнула я, шмыгнув опухшим носом. – В браслете, где ему еще быть!
– Понятно.
Что же, Латифа тоже отлично умеет демонстрировать безразличие. Их, магов-защитников, где-то этому учат, что ли? Или это гордость свободного народа заставляет их прятать чувства под семью замками?
44
Герцог Алдон ждал меня за накрытым столом. За его спиной стоял лакей в парадной ливрее и белых перчатках, с бутылкой вина. Другой лакей отодвинул стул, помог мне устроиться. Я ожидала, что Латифа сядет с нами, но она заняла место у правого плеча хозяина, опустив руки и склонив голову, ожидая приказаний.
У меня комок встал в горле. Перепелки в соусе призывно пахли, нежная томленая говядина сочилась соком, а овощи выглядели свежими, будто только с грядки, но аппетит пропал.
Впрочем, чему я удивляюсь. Герцог сразу дал понять, что не считает рабыню перстня разумным созданием.
– Угощайся, дорогая Вивиана, – радушно пригласил он, приняв мое замешательство за стеснительность. – Я отвык от общества и надеюсь, что ты меня простишь, если я случайно нарушу этикет. Поужинаем по-семейному, по-простому.
– Конечно, дядюшка…
Лакей незамедлительно наполнил мой бокал вином – хорошо, что рядом стоял стакан с чистой водой. Положил на тарелку всего понемногу, почтительно замер рядом, готовый услужить.
– Где твой смирный джинн? – хохотнул герцог, выделив слово «смирный».
У меня холодок пробежал по рукам – не хотел ведь он продолжить за ужином веселые «развлечения»?
– В браслете.
– И это правильно. Ни к чему их баловать. Да, Латифа?
– Да.
Герцог не видел, но я заметила, как Латифа вскинула взгляд на хозяина и какой непримиримой ненавистью сверкнули ее глаза.