Сделка с Прокурором
Шрифт:
Кроме того, брезгливый и жеманный аристократ-святоша Марадебулье видел упырей, дасу и прочую нечисть лишь издали и исключительно на проходящих раз в год показательных выступлениях королевских воинских подразделений. По этой причине он понятия не имел, как на самом деле выглядят, пахнут и ощущаются исчадия ада.
И, наконец, поскольку Преосвященнейшему Владыке о-о-очень, ну просто о-о-о-очень хотелось верить в то, что недостойный Эди стал упырём, на стороне Марано оказалась также блаженность верующего, которая давала старому лицемеру право чувствовать себя не убийцей невинного,
– Что ты хочешь услышать, гнусность мерзостная?
– упиваясь своей святостью и мученичеством, величественно провозгласил Владыка.
– То, что это я нанял убийцу, который укоротил твою неугодную светлым богам жизнь? Да. Это я! И я горжусь этим! Потому что я оказался прав! Для этого достаточно посмотреть на тебя! Отвергнутый Марой, продавшийся Нияну, приговоренный вечно гореть в аду, нечистый! Тьфу, мерзость!
– и епископ страстно плюнул «мерзости» в покрытое гнойниками и струпьями лицо.
– Моё имя Эдвард, Эдвард Марано! И Эдварда Марано ты приказал убить! И именно это я хочу от тебя услышать, что ты приказал убить своего внучатого племянника Эдварда Марано!
– взревел раскатистым громом «нечистый» и послал сильный энергетический импульс в противоположную от него стену, под воздействием которого не только эта стена, но и три остальные задрожали и, покрываясь похожими на варикозные вены трещинами, расползавшимися по ним завыли, запричитали и заохали.
Иллюзия была настолько полной, что и сам мистификатор заволновался, а не использовал ли он случайно не то заклинание и не обрушатся ли стены и на самом деле.
Что же касается не подозревающего о хорошо подготовленной мистификации Владыки, то у него зрелище расползающейся по комнате паутины чудовищных трещин вызвало приступ неконтролируемой трясучки и... фанатичной ненависти.
– Да! Это я приказал покончить с отщепенцем, клятвопреступником и раскольником Эдвардом Марано!
– с пеной у рта и с метающими искры глазами, словно епитимью наложил, провозгласил епископ.
– Я сделал это ради единства партии и веры, а значит ради Мары, ради народа, ради всеобщего светлого будущего!
– бил он себя в грудь и тряс в такт каждому слову седой головой.
– Но в этом пожаре, устроенном по твоему приказу, погибли также и совершенно ни в чем неповинные люди? Это ты тоже сделал для народа и во имя светлого будущего?!
– Кого ты называешь ни в чём неповинными людьми, упырь?! Подобные места не посещают невинные, а только развратники, греховодники, паскудники и прочая мерзость! Тьфу, тьфу, тьфу, гнусность!
– трижды сплюнул, осеняя себя знаком Мары епископ.
– То был не пожар! А богоугодное очищающее от скверны пламя!
– Хммм... очищающее от скверны пламя, - усмехнулся «упырь».
– И развратники, греховодники, паскудники и прочая мерзость, вот как, значит! Но разве это не ты вот уже неделю каждое свое выступление призываешь всех истинно верующих в Мару никогда не забывать имена невинных, принесенных на алтарь жажды мести и власти перуанцев? И не ты пообещал поминать жертв кощунственного пожара в каждой своей молитве к Маре? И не ты выступил с инициативой создания фонда помощи пострадавшим? А меня, вероотступника
– Всем нам приходится чем -то жертвовать, - мученически вздохнул старый лицемер.
– Вот и мне пришлось пожертвовать своими принципами и бессмертной душой ещё раз и не только взять на душу грех смертоубийства, но и солгать! Но не суди по себе, нечистый! Ибо я согрешил не ради популярности, а ради заблудших душ, которых ты сбил с пути! Я согрешил ради того, чтобы вернуть эти души на путь истинный, чтобы спасти их! Я, кстати, пытался спасти и твою душу тоже, Эди.
– Меня? Это когда же это ты пытался спасти меня? Когда чуть не скормил терастиодонтозавру?
– скептически фыркнул Эди.
– Каюсь, ошибался.
– епископ скривился, как будто бы съел что -то несвежее.
– Ты раскаиваешься?
– Марано так изумился, что чуть не забыл о своей роли нечистого.
– В том, что не сразу сообразил, что проблема в тебе, а не в этой девке! Да, каюсь!
– То есть Элизабет была и твоей целью тоже, не только Блэкшипа?!
– Да, вот такой я старый идиот! Пытался тебя спасти! Более того, я искренне оплакивал тебя, Эди! Но теперь я получил доказательства того, что жертва моя была не напрасной!
– Это не ты, а я получил. доказательства!
– пробормотал себе под нос Марано и растворился в воздухе.
Глава 46
Обладающая исключительным самообладанием, ледяной расчетливостью и элегантной надменностью несравненная и неподвластная времени красавица Снежанна Марано искренне восхищала и одновременно внушала благоговейный ужас в душах всех тех, кто хотя бы однажды с ней встречался. И её родной брат, чело которого венчала корона Маранского Королевства, не был исключением.
Т ем не менее, Ледрих считал, что Корона обязывает и потому время от времени демонстрировал своей всеми почитаемой, почти как небожительницу, сестре, кто в этом королевстве - хозяин. И каждый раз, к его превеликому разочарованию, выставлял себя, да и чувствовал тоже, полнейшим идиотом.
Единственной слабостью Снежанны Марано были её дети. И, разумеется, Ледрих знал об этом. Однако он никогда не позволил бы ни себе, ни тем более кому-либо другому воспользоваться этой слабостью своей любимой сестры. Тем более теперь, когда она одного за другим потеряла двух своих детей: сначала передозировка «Третьим глазом» забрала у неё младшую дочь, а теперь смерть также забрала и её старшего сына.
Именно поэтому, как только Его Величество увидел сестру, мечущуюся по его огромной гостиной, словно тигрица в клетке, он простил ей и приказной тон и подъём его чрезвычайно любящей поспать подольше венценосной особы в такую жутко -немыслимую рань, как пять сорок утра.
Тут надо отметить, что Его Величество даже девять утра считал немыслимой ранью, так что подъём в пять сорок вообще находился за гранью его понимания. И при любых других обстоятельствах - безусловно и однозначно находился бы за гранью его прощения.