Сделка
Шрифт:
Только капралу не было смешно. Он подошел и посмотрел мне прямо в глаза. Его дыхание было смрадным и жарким, как солнце.
– А ты-то, мать твою, что здесь делаешь?
У меня хватило ума промолчать.
– Ты разве не знаешь, что в морские пехотинцы не принимают дедушек?
Тут он заметил Барни.
– Что они наделали, вытащили из дома стариков? Он покачал головой и прошелся перед нами.
– И я должен сделать морских пехотинцев из этого дерьма.
Краем глаза я увидел, что Барни его, кажется, неправильно понял: доля секунды отделяла нас от того момента,
Капрал взорвался, но, слава Богу, его ругань не была нацелена только на Барни. Он орал на всех:
– Смир-на! Напра-во! Шагом марш! Раз-два!
Мы не знали, что это, черт возьми, значит, но мы все сделали. С, с, заставил нас маршировать вверх-вниз по улице целую вечность, а потом еще немного, а потом мы оказались перед деревянной хижиной, которая на время станет нашим домом. Мои внутренности горели, я задыхался; бывший чемпион в полусреднем весе выглядел не лучше меня. А капрал, который командовал нами, и не думал задыхаться, мать его!
– Смир-на! Напра-во!
Он упер руки в бедра и сухо улыбнулся, испытывая удовольствие.
– Вы, ребята, тупицы. Теперь мы знаем, кто вы. Я - капрал Мак-Рей. Я ваш инструктор по строевой подготовке. Ваш отряд - семьсот четырнадцать. Если кто-то из вас, идиотов, считает, что мои приказы выполнять необязательно, то я предлагаю ему прямо сейчас выйти вперед и получить от меня по заднице.
– Он начал ходить взад-вперед перед нами.
– Вы, ребята, засранцы. Вы - не морские пехотинцы. У вас может не быть того, что необходимо, чтобы стать настоящими морскими пехотинцами.
Никто не шевельнулся; все тяжело дышали. Я не испытывал ненависти к этому человеку. Я даже не возмущался им, потому что боялся этого старого пердуна.
Вскоре мы стояли в очереди за жратвой. Нам в руки швырнули подносы, а на них со всех сторон полетела еда. Одно блюдо падало прямо на другое, и если вы не подставляли поднос ловко под эти летящие продукты, то они улетали либо на пол, либо на вас, либо вообще разлетались куда-то к чертовой матери. Вспотевший повар на славу потрудился над едой, прежде чем она попала к нам.
– Вот дьявол, ну и подают, - вполголоса сказал мне Барни, чтобы слышал только я.
– Слава Богу, я не питаюсь кошерной пищей.
Мы не заметили его. Как Бог, капрал Мак-Рей был везде, и сейчас он стоял как раз возле Барни.
– Да ты мудер, парень, правда? Думаешь, что ты в этом гребаном Вальдорфе?
Потом на лице капрала мелькнуло что-то, похожее на мысль.
– Послушай-ка, засранец, а я раньше тебя не видел? Как тебя зовут?
Барни самодовольно улыбнулся, от чего меня просто передернуло.
– Барни Росс, - ответил он.
Лицо капрала осветилось, как рождественская елка.
– Да что ты!
– сказал он так громко, что все вокруг услышали его слова.
– Бабулька-то наша - знаменитость.
– Потом его физиономия опять потемнела.
– Ну что ж, здесь ты не какой-нибудь гребаный чемпион, Росс. Ты просто обыкновенный засранец. Здесь тебе не будет ни почестей, ни
– Да я и не просил...
– Знаем мы вас, чертовых знаменитостей. Вы ждете, что перед вами выстелят, к дьяволу, красный ковер. Но ты встанешь в общую шеренгу, малыш. Думаю, мы дадим тебе несколько специальных заданий, чтобы ты не забывал, где находишься.
Он отвалил.
Барни стоял, держа поднос, полный еды, в руках. От них шел пар: от Барни и от подноса. Паренек из Чикаго, который стоял рядом с нами, спросил:
– Почему ты не врезал этому бездельнику?
– Да, Барни, - добавил я.
– Врежь ему. Может, это поможет всем нам.
Он искоса взглянул на меня, а потом мы отправились к столу. Там мы присоединились к более опытным новобранцам в надежде услышать от них, что первый день - самый трудный.
На второе нам подали бобы и копченые сосиски. Я хотел приправить сосиску горчицей, но тут один из бывалых ребят, которому было лет двадцать, попросил меня:
– Когда ты наложишь себе этих детских какашек, передай их мне.
Я сглотнул и передал ему горчицу, не попробовав ее. Тогда я был совсем не таким, как сейчас. С тех пор я сто раз сам просил кого-нибудь передать мне детского дерьма.
Потом, после ленча, нас побрили наголо, как тех ребят, которых ждет электрический стул. Теперь я знал, что чувствовал Зангара. Тот самый, что застрелил мэра Сермака.
Оказалось, что почти все в семьсот четырнадцатом были из Чикаго, хотя ни я, ни Барни не встречали их раньше. Зато мы видали пару ребят с Юга. В ту первую ночь капрал Мак-Рей собрал нас в наших бараках и сказал:
– А теперь, придурки, если у кого есть бритвы или лезвия, бросайте их на эту койку. Я не хочу, чтобы вы, засранцы, перерезали друг друга. Здесь только я имею право пускать кровь.
Паренек с Юга по имени д'Анджело - тот самый, который рассказал нам, что он работал на Капоне, близкого друга Ники Дина в "Колони клаб" на Раш-стрит, - бросил на койку бритву. За ней полетели два лезвия, а потом на тощий, набитый конским волосом матрас упало несколько стреляных медных гильз.
– Ты никого не можешь ими порезать, идиот, - сказал капрал и бросил гильзы назад.
Ребятки с Севера явно не видели до этого подобных чикагских украшений, поэтому их глаза округлились, как крупные монеты.
Даже для нас, чикагцев, эта ночь в Сан-Диего была просто ужасной: до того было холодно. Так было в Даго: вечерами наши задницы отмерзали, а к полудню мы плавились от жары. Дни были долгими и тяжелыми, даже жестокими: гимнастика, муштра, строевая подготовка, длинные пробежки по пересеченной местности, обучение штыковому бою, дзюдо, изматывающие походы, обращение с противогазами, специальные занятия для пехоты в условиях, приближенных к реальным боевым, когда пули, жужжа, проносятся мимо. Мак-Рей отличался особым садизмом, который выделял его среди других инструкторов: он заставлял нас в два раза больше бегать в район пляжа на заливе Сан-Диего. Там, глядя на прекрасную, равнодушную воду, мы бегали туда-сюда по раскаленному, мягкому песку. Мои ноги до того болели, что я иногда плакал по ночам на своей койке.