Сдвиг
Шрифт:
Эта смерть колдунов в абсолютной тишине, оказалась гораздо страшнее, того огненного ада и сгорающих заживо людей и таарцев, что устроил Жнец под стенами разрушенного Ставера. Это даже не походило на бой, скорее на казнь.
Серый понял, что этим днём он открыл в себе что-то неописуемо страшное и отвратительное. Мародеры никогда не считали себя святыми, и иногда им приходилось убивать страшно, руководствуясь только звериными инстинктами, по колено в кишках и крови, но убивать, так как сделал это Серый, не должен был никто. Все поняли это и потому, когда мародер
Вако склонились перед новым вождём, в отличии от людей они увидели мессию, долгожданного пророка Нового времени, легенды о котором уже стали забываться под гнётом веков. Для них Кахуэль сошёл на землю прямо из древних легенд, сошёл таким, каким он и должен быть – жестоким и беспощадным богом, который должен умыть весь мир кровью, кровью врагов Великого Таара.
Всё-таки Серый добился чего хотел, и мародеры обошлись малой кровью, а учитывая, что это кровь красных колдунов, о ней нисколько не жалели.
Стур повёл всех к шатру вождя, он, как и полагалось, находился в самой середине поселения. Там мародеры расселись по коврам и занялись тем, что любили делать большего всего – ничего не делать.
Через несколько часов стало смеркаться.
Таарцы настаивали на пире в честь вождя, у мародеров праздничного настроения не имелось и на грамм, но согласиться пришлось, зеленокожие свято чтили традиции, и попойка в честь нового вождя непременное условие вступления на этот высокий пост.
Горючая жидкость, которую в Гролл-Тааре называли вином, скоро сделала своё дело и мародеры, как будто сбросили с себя навалившееся на них оцепенение и тяжелые мысли. Лица просветлились и в пьяном угаре исчезли все проблемы и заботы, и даже уже привычная тоска по дому. Только один Серый не мог избавится от холода закравшегося в душу, сколько бы чарок он не опрокинул в себя, глаза его оставались всё так же задумчивы.
Мародеры избавленные от необходимости ежеминутно следить за таарцами, это делал сидящий в тёмном углу колдун, скоро отпустили тормоза.
Разнузданный и дикий разгул, как известно, подкрадывается незаметно и порой может вспыхнуть от маленькой искры, а у мародеров же в душе давно горел пожар, которому не находилось выхода. На какое-то мгновение казалось, что весь Ар-Вако скоро отправится прямиков на небеса, где как верили таарцы, живут павшие воины, павшие, но не сломленные, ибо и там они сражались.
Всё замерло только с приходом утра, когда даже у самых выносливых подкосились ноги, и они рухнули там, где их застал сон.
– Боги… - раздался слабый хрип, - пить, ради всего святого, дайте пить… Тьфу! Что за гадость ты мне подсунул шкет?!
– Это вода, кург… - удивлённо ответил зеленокожий юноша.
– Ты смерти моей хочешь? – подозрительно спросил Волосатый, буравя воспалёнными глазами остроухого мальчишку.
– Нет, кург…
– Прости его воин, - внезапно вмешалась подошедшая таарка, - иди Нури.
Мальчишка сразу шмыгнул вон из шатра.
Волосатый приложился к предложенному бурдюку с вином и только после того, как опустошил
Таарка поражала красотой.
Волосатый мучительно пытался вспомнить, видел ли вчера страшненьких, но так ничего и не припомнил, голова не могла терпеть такого насилия, и мародер сдался.
– Где я? – оглянувшись и почесав затылок, спросил Волосатый.
– Это шатёр Костуна-Вако.
Несколько минут Волосатый менялся в лице и, в конце концов, свалился от хохота как подкошенный, после чего сразу заохал - похмелье не фунт изюму.
– А ты? – перестав ржать, выдавил из себя Волосатый.
– Йора, седьмая жена, благородный кург меня не помнит?
– Эм… Что-то с памятью моей…
– Кург вчера познакомился со всеми жёнами своего друга.
– Ах, да, как я мог забыть. А где же сам отец семейства?
Костун, как будто откликнувшись всхрапнул, откуда-то из кучи ковров в самом дальнем углу шатра.
– А, ну всё понятно, - хмыкнул мародер.
Солнце на улице неласково ударило в глаза, Волосатый матернулся себе под нос. Поиски лохани с водой не заняли много времени, и спустя полчаса плесканий в холодной воде, Волосатый почти почувствовал себя человеком и пошёл искать остальных.
Мародеры, что не имели удовольствия иметь тринадцати жён, оказались в местном араме, где все за исключением Жнеца, который как будто превратившись в статую, всё так же находился в том же положении, в каком сознание оставило Волосатого. И как это ни странно Серого тоже, голос которого раздавался из глубины арама.
Тот о чём-то на удивление увлечённо спорил со Стуром и Астой, одним из немногих лояльных Старейшин.
– Так или иначе это нарушение Закона и Клятвы! – кипятился Стур.
– Но разумно ли будет принуждать их к тому, чего они совершенно не хотят, мы можем получить ещё одного врага прямо под боком, - возразил Аста.
– Вождь, будет неслыханным, если Закон и Клятву скреплённую кровью нарушат и окажутся безнаказанными, это будет позор! Племена станут говорить, что Вако не могут призвать к ответственности клятвопреступников. И тогда мы потеряем влияние, которое уже сейчас испытывают на прочность. Кахуэль должен показать силу!
Сердитый таарец уселся на стул и от своего мнения отказываться не собирался.
Волосатый подошёл полюбопытствовать из-за чего такой шум.
– Что стряслось? Какого демона ты не болеешь от похмелья? Ты видел страшненьких таарок?
Серый взглянул на Волосатого и болезненно поморщился, вид он имел ещё тот.
– Бывший вождь на Сходке заключил брачный договор с племенем Каар, и теперь по Закону так же как и жёны, Костуну должна достаться и невеста.
– Аргхъ…
– Угу.
– Как несправедлив мир, - горестно вздохнул Волосатый, - как он ужасно несправедлив…
От расстройства мародер захотел выпить. Его желание поспешили исполнить слуги, сновавшие по араму.
Серый несколько минут с интересом наблюдал за другом, тот мрачно глушил вино, уткнувшись носом в чарку. Мародер так и не понял, серьёзно тот говорил или нет.