Себастьян
Шрифт:
Николетт осторожно слезла с него, но на большее сил не хватило. Она плюхнулась рядом с ним, а когда Себастьян встал, она запротестовала, но не сумела предпринять ничего больше. Мгновение спустя он снова оказался рядом, и она замурлыкала от удовольствия, когда он провел по ее телу теплым полотенцем. Николетт перекатилась на спину, слегка раздвинув ноги и позволяя очистить ее более тщательно, а когда он закончил, она устроилась в его объятиях.
— Боги, я люблю тебя, женщина.
Николетт застыла, услышав эти слова. У нее на языке вертелось то же самое, но она уже знала, что произошедшее между ними останется клеймом на ее душе до конца ее дней. Она не могла вынести еще одной
Спустя долгое мгновение Себастьян вздохнул и прижался к ней всем телом. Они идеально подходили друг другу, совсем как на том лугу. Несмотря на все проблемы, все горе и боль, стоявшие между ними, Николетт чувствовала, как успокаивается всего лишь от того, что он ее обнимает.
— Я люблю тебя, — прошептала она, и Себастьян замер.
— Тогда идем со мной.
Вот так, жестко и открыто, и ей захотелось всхлипнуть.
— Я не могу.
Себастьян молчал. Не существовало ответа, который он мог дать, который мог ее переубедить, и поэтому было лишь молчание.
Глава 21
Конечно же он почувствовал, когда она сонно заворочалась. Сотни лет боевого опыта сделали его слишком чувствительным к любым движениям вблизи. Когда Николетт выскользнула из его рук, Себастьян тут же проснулся.
Он хотел позвать ее обратно. Он хотел схватить ее и затащить обратно в постель. Может, они бы еще раз занялись любовью, может, просто обнимали бы друг друга. Он мог бы сказать, что ей слишком рано уходить. Он мог бы сказать много всего.
Вместо этого он просто наблюдал сквозь щелочки приоткрытых глаз, как она одевается в предрассветном свете. Зеленое платье, в котором она была вчера, Николетт повесила на спинку стула и оделась в футболку и шорты. В этом было нечто настолько окончательное, что Себастьяну хотелось кричать, но он держал рот на замке. Он столетиями вел себя тихо при любых обстоятельствах, но не думал, что будет настолько тяжело сдерживать себя, когда она одевалась буквально в футе от него.
Себастьян видел ее сомнения и понимал, что она не заметила его пробуждения. Николетт подошла ближе, и он задержал дыхание на те бесконечные секунды, что она смотрела на него.
Останься, подумал он. В другом мире он, возможно, унизился бы до мольбы этим самым единственным словом. Останься, и мы сделаем, как ты захочешь. Я буду защищать тебя до конца своих дней, и доставлю тебе лишь удовольствие, лишь радость.
Обостренные чувства Себастьяна уловили ее дрожь. Как будто услышав его мысли, Николетт протянула к нему руку. Себастьян оставался абсолютно неподвижным, пока она касалась его волос, потом щеки, плеча и груди. Прикосновения были легкими, как крыло бабочки, и инстинктивно он понял, что Николетт пытается его запомнить. Его жизнь внезапно показалась невыносимо длинной.
Наконец эта нежная пытка закончилась, и Николетт запечатлела нежный поцелуй на его губах. На вкус она была приятной, правильной, и Себастьян изо всех сил сдерживался, чтобы не вскочить, не поймать ее и не заставить остаться.
— Прощай, любовь моя, — прошептала Николетт и развернулась.
Дверь закрылась за ней с решающим щелчком, и Себастьян наконец-то сумел сесть. Поначалу ему этого совсем не хотелось, но целая жизнь, полная дисциплины, не позволила бы ему валяться в постели и упиваться своим горем. Он коснулся губ кончиками пальцев, как будто ее поцелуй все еще горел. За долгие столетия он целовал многих женщин, и думал, что некоторых из них любил, но теперь он уже не был так уверен. Теперь любовь имела вкус Николетт, любовь ощущалась как ее тело в его объятиях,
Холод пронизал его до самых костей, и Себастьян сомневался, удастся ли ему когда-нибудь согреться. Он отбросил эту мрачную мысль и направился на кухню, чтобы запустить кофеварку. Надвигалась война, в которой нужно будет сражаться. Вчера он целый день игнорировал Стефана. По опыту он знал, что жизнь не делала пауз ни для удовольствия, ни для боли.
Пришло время вернуться к реальной жизни. Пришло время двигаться дальше.
Глава 22
В цирке был редкий выходной, и в результате там было почти пусто, когда вернулась Николетт. Все готовились уехать на следующий день, и хоть завтра обещало суету сборов и переезда, утро было тихим.
Николетт мечтала о дне, полном суетливых клиентов и возбужденной толпы, в которой можно затеряться. Опустошенный цирк задел в ней какие-то глубинные струны, и она задалась вопросом, не пора ли двигаться дальше. За последние несколько лет она так часто переезжала, что путешествия с цирком не сильно изменили ее жизнь. Поскольку Николетт не заключала контракта, она меньше зависела от руководства, чем артисты и работники большого шатра. Пока она держала трейлер в приемлемом состоянии, она могла покинуть цирк через несколько дней.
Николетт задумалась о маршруте переезда, потому что это было проще, чем думать о Себастьяне. Она была перед ним в огромном долгу. Она знала, что он нарушил правила просто потому, что позволил ей остаться самой по себе. Что он провел целый день, тренируя ее и помогая ей расти, что вовсе не входило в его должностные обязанности.
Нет, это не долг, это любовь, прошептал предательский голос разума, и как только эта мысль пустила корни, Николетт уже не могла этого отрицать. Хоть эти слова и были сказаны в агонии страсти, они были правдивы. И даже если бы она не поверила, доказательство этого присутствовало в его ауре. Николетт всегда будет лелеять воспоминание о том золотистом сиянии вокруг его головы. Такое нечасто увидишь, и она не сомневалась, что если бы чтец ауры взглянул на нее саму, он или она увидели бы то же самое в ее ауре.
У Вацека было немало книг, и одна из них говорила, что аура истинной любви встречается редко. Возможно, один из пятидесяти человек хоть раз за всю жизнь испытывает это — и еще меньше людей способны сохранить это чувство. Они с Себастьяном обрели нечто особенное, и Николетт дрожала от осознания, что это осталось позади.
Ее мрачные мысли прервал Карас, приземлившийся на ее голову, а когда она не отреагировала сразу же, он бережно клюнул ее. С усталой улыбкой Николетт протянула голову и позволила своему питомцу усесться на ее запястье. Он ласково каркнул, а потом демонстративно завертел головой в разные стороны, как будто ища Себастьяна.
— Даже не начинай, — вздохнула Николетт.
Но она не сумела даже восхититься сообразительностью своего питомца. Иногда она гадала, зачем Карасу оставаться с ней, когда он мог исследовать весь мир. Но чаще всего она просто была благодарна за его компанию и безусловную преданность.
Николетт пересекла территорию цирка и направилась в свой шатер. Посетителей не было, но по крайней мере она могла собрать вещи для завтрашнего переезда. Жизнь с бродячим цирком ей подходила, и ей нравилось это место. Однако сердце и разум изнывали от какого-то беспокойства. Николетт почти добралась до шатра, когда Карас внезапно оживился. С истошными каркающими криками он сорвался с ее запястья и принялся летать над ее головой, пронзительно крича и угрожая ее оглушить.