Седьмая чаша
Шрифт:
— Нет, — с усилием улыбнулся он. — Старые болячки дают о себе знать, вот и все. Но у меня в погребе достаточно вина, чтобы заглушить эту боль. Пойду-ка я спать.
Он встал из-за стола.
— Спокойной ночи.
— Я передам родителям Адама Кайта, что ты встретишься с ними. Для них это станет огромным облегчением.
Мы пожали друг другу руки, и я ушел. Я был рад, что расстались мы все-таки по-дружески. Но я не поверил Гаю, когда он сказал, что у него все в порядке.
Глава 8
На следующее утро я зашел за Дороти, чтобы сопровождать ее на коронерские слушания.
Дороти сидела в кресле перед камином, ее верная Маргарет — рядом с ней. Обе женщины были одеты в черные платья и чепцы с широкими траурными лентами. На темном фоне бледный овал лица Дороти казался белым как снег. Ее вид напомнил мне о том, как недавно я видел еще одну безутешную вдову — Кэтрин Парр.
Увидев меня, Дороти храбро улыбнулась.
— Уже пора? Да, по твоему лицу вижу, что пора.
Она вздохнула и посмотрела на фриз, висевший над камином. Я взглянул туда же. Из зарослей толстых ветвей на меня смотрел горностай.
— Прямо как живой, — заметил я.
— О, как нравилась эта вещь Роджеру! Его сердило лишь то, что угол фриза плохо отремонтировали после повреждения.
— Ты уверена, что сможешь выдержать то, что нас ждет сегодня? — спросил я, поглядев на ее белое лицо и впалые щеки.
— Да, — ответила Дороти, и в ее голосе прозвучала прежняя решительность. — Я должна видеть, как ловят убийцу Роджера.
— Опознание тела, если хочешь, я могу взять на себя.
— Да, сделай одолжение. Боюсь, что это будет для меня чересчур.
— До Гилдхолла [17] доберемся на лодке.
— Хорошо.
Помедлив, она неожиданно для меня спросила:
— О чем говорят люди на улицах?
— Только о том, что здесь произошло жестокое убийство.
— Если кто-то осмелится сказать про Роджера хотя бы одно дурное слово, я выцарапаю ему глаза.
— Вот это правильно, хозяйка, — одобрительно проговорила Маргарет и помогла Дороти подняться с кресла.
17
Гилдхолл — лондонская ратуша, в которой с XV в. было сосредоточено управление городом, где проходили заседания магистрата и различных городских корпораций.
В огромном, с колоннами, зале лондонской ратуши царило обычное оживление. Необычным было другое: два констебля, которых зачем-то поставили у входа. По залу во всех направлениях суетливо перемещались члены Городского совета и чиновники различных гильдий. Некоторые из них с любопытством поглядывали на большую группу одетых в черное адвокатов, собравшихся в дальнем углу. Я узнал суровое лицо казначея Роуленда, остальные были барристерами из Линкольнс-Инн, избранными в состав жюри присяжных. Меня удивило то, что, за исключением казначея Роуленда, все они были очень молоды.
Дороти взглянула на стоящих мужчин, поколебалась, а затем двинулась к скамейке у стены. Сев, она жестом подозвала Маргарет.
— Мы подождем здесь начала слушаний, — сказала она мне. — Для меня сейчас невыносимо говорить с кем бы то ни было.
— Как пожелаешь.
Я подошел к Бараку и Гаю.
— Здравствуй, Мэтью, — поздоровался Гай. — Это, должно быть, бедная вдова? Она выглядит ужасно бледной.
— Ей стоил о невероятных усилий прийти сюда сегодня. Но она храбрая женщина.
— Да, под ее страданиями чувствуется сила. — Он кивнул на Барака. — Джек заметил кое-что любопытное.
— Что именно?
Барак выглядел невыспавшимся и раздраженным. Неужели опять провел всю ночь в каком-нибудь притоне? Он наклонился ко мне, окатив кислым дыханием.
— Громкое убийство вроде этого неизменно собирает толпы зрителей, которые заполняют галерею для публики. Но эти констебли не пускают никого из посторонних.
— Вот как?
С одной стороны, отсутствие зевак сбережет нервы Дороти, но вообще-то подобное было немыслимым. Коронерский суд, [18] как и любой другой, всегда был открытым.
18
В судебной системе Великобритании существует много различного рода специальных судов. Коронерские суды созываются для установления причин насильственной смерти.
Рядом со мной появился казначей Роуленд.
— Брат Шардлейк, можно вас на пару слов?
Мы отошли в сторонку.
— Мой клерк сообщил мне, что на слушания не допускают зрителей, — проговорил я.
— Судебный пристав говорит, что принято решение объявить слушания закрытыми. Дескать, для того, чтобы избежать слухов и досужих разговоров. Никогда не слышал ни о чем подобном.
Нас прервал судебный пристав в черной мантии, пригласивший всех в зал заседаний. Я подошел к Дороти. Она встала со скамьи. Губы плотно сомкнуты, на щеках пылают красные пятна.
— Возьми меня за руку, Маргарет, — негромко попросила она.
Присяжные расступились, чтобы пропустить их в зал.
Нам выделили одно из помещений ратуши, где проводились слушания по самым разным вопросам. За столом сидели два коронера, перед ними выстроились ряды скамеек. Пристав провел меня и остальных свидетелей на первый ряд, присяжные заняли второй и третий. Скамейки, которые при иных обстоятельствах занимала бы публика, сейчас были пусты.
Я смотрел на двух коронеров, сидевших за столом лицом к нам. Броун сцепил пухлые руки на круглом животе. Мужчина, расположившийся рядом с ним, был совсем другим: сорока с небольшим лет, не высокий, но крепко сложенный, с квадратным лицом. Под его черной шапочкой кучерявились густые каштановые волосы; короткая, уже начинавшая седеть бородка была аккуратно подстрижена. Мы посмотрели друг на друга. Взгляд его светло-голубых глаз оказался цепким и оценивающим.