Седьмая принцесса
Шрифт:
Нолличек кивнул:
— Объясняю. Я, мамань, хочу жениться. И женюсь на твоей дочери. Объясняю дальше. Триста шестьдесят четыре дня в году она будет наряжаться и украшаться, как ей заблагорассудится, знаться и дружить, с кем пожелает, будете есть и пить что душе угодно.
— И беляши можно есть? — спросила Долл.
— С утра до вечера!
— И шёлковое платье по субботам надевать? — уточнила Мамаша Кодлинг.
— У Долл будет по шёлковому платью на каждый день недели.
— И мы тоже сможем жить во дворце? — оживилась Полл. —
— Ну конечно, Полл, — улыбнулся Нолличек. — Можете проводить с ней весь год напролёт одиннадцать месяцев и тридцать дней. Но на тридцать первый… — Тут голос у короля внезапно посуровел. — На тридцать первый день двенадцатого месяца Долл запрут в комнате, полной льна, и она спрядёт все кипы, чтоб соткать полотно и сшить из него простыни полотенца и носовые платки для короля. То есть для меня.
— Ой, — выдохнула Мамашал Кодлинг.
— Ой, — хором сказали четверо её сыновой.
— А не спрядёт, — воодушевившись, продолжал Нолличек, — я велю отрубить ей голову.
— Ой, — выдохнула Мамаша Кодлинг.
— Ой, — хором сказали четверо сыновей.
— Мне это не понравится, — сказала Долл.
— Разумеется, чему ж тут нравиться? Поэтому ты не допустишь казни и всё спрядёшь в срок. С головой ты куда красивее.
Долл задумалась.
— Тогда-зачем её отрубать? — спросила она.
— Потому что у меня двойная, переменчивая натура, Верно, Нянюшка?
— Верно-верно, — Нянька со значением поглядела на Мамашу Кодлинг.
— В мои плохие дни я бываю ох какой сердитый, — доверительно сообщил Нолличек. — Верно, Нянюшка?
— Верно. — И Нянька опять многозначительно глянула на Мамашу Кодлинг.
— Я в такие дни делаюсь совершенно непредсказуем, — продолжал Нолличек. — Верной Нянюшка?
— Что угодно сотворить может, — кивнула Нянька, снова посмотрев на Мамашу Кодлинг.
— Вот так обстоят дела, — сказал Нолличек. — Ты, Долл, удержаться не можешь, когда прядёшь, а я — когда не с той ноги встаю. Ладно, хватит разговоров. Надо тебя проверить, не откладывая в долгий ящик.
— Я туда и не помещусь.
— Прекрасно, я рад, что наши мысли сходятся. Итак, сейчас проверим.
— Что проверять-то? — спросила Полл.
— Правду ли говорят Долл и маманя, — ответил Нолличек.
Он громко хлопнул в ладоши, дверь растворилась, и за ней оказалась тьма-тьмущая народу. А главное, у самого порога стоял три огромные телеги со льном, который высился до неба, — так возят обычно сено в сенокосную пору.
По знаку короля слуги принялись выгружать лён прямо на кухне: сперва вдоль стен, на стол, на стулья, а потом — куда ни попади. Мамаша Кодлинг с детьми онемели, и глаза у них вылезли на затылок.
— Ну вот, дорогая моя Долл, — сказал Ноличек, довольно потирая руки, — Настоящий праздник для истинной пряхи, верно? Теперь мы тебя запрём тут, вместе с этим чудесным льном и вернемся через полчаса.
Долл взглянула на горы
— Вернётесь — через — полчаса? — тупо повторила она.
— Секунда в секунду, — заверил Нолличек. — И если этот чудесный лён окажется спрядённым в длинную-предллиную сверкающую нить, мы тут же поженимся. А если нет…
— Вот именно, если нет? — вмешалась Полл.
— Твоей сестре отрубят голову, — улыбнулся Нолличек.
— Но, господин король, Ваше Величество! — закричала Полл, цепляясь за его руки — Пожалуйста, не рубите. Это все не…
Однако Мамаша Кодлинг оттащила Полл прежде, чем она успела сказать правду.
— Цыц, глупая, — пробормотала она. — Хочешь, чтоб нам всем головы пострубали?
— Что с ребёнком? Она что-то сказала? — спросила Нянька.
— Нет-нет, — поспешно ответила — Мамаша Кодлинг. — Она просто малость ошалела, как представила свою будущую красивую жизнь.
— Теперь все вон! — повелел Нолличек слугам. — Отвезите телеги за угол и хорошенько вычистите, будем туда пряжу складывать.
Слуги повиновались.
— И вы вьйдите! — окликнул король четырёх парней, и Эйб, Сид, Дейв и Хэл один за другим покинули кухню. — Нянюшка, на выход! Маманя, — на выход! Полл, на выход!
Круглые голубые глаза Долл беспомощно и отчаянно следили за матерью и сестрой. И вот все скрылись.
Король выходил последним. У двери он остановился, вынул из замочной скважины ключ и с улыбкой обернулся к Доллечке.
— О Долл, моя Долл, — я вернусь ровно через полчаса, — нежно произнёс он и ступил за порог. Замок щёлкнул, Долл осталась одна.
Глава VII. ПРЯДИЛЬНЫЙ БЕС
Кухня была забита льном до самого потолка, и солнечный свет даже не проникал в окна. Лишь красные отсветы огня из печки плясали на кипах льна, на прялке и на пухленьких неумелых руках Долл. Что же делать? Даже лучшей в мире пряхе не спрясть столько льна — ни за полчаса, ни за целый месяц. А Долл вовсе не лучшая. Наоборот, она худшая пряха во всём Норфолке. И ей дали всего полчаса! И часы на стене неумолимо отсчитывают секунды, которые уносятся прочь.
— Ох, бедная я, бедная! — простонала Долл. — Как же мне спасти свою головушку? Король вер нётся через подчаса, а мне и показать-то нечего. Ладно, чему быть, того не миновать, не умею я прясть и пробовать не стану. Коли отпущены мне последние полчаса, лучше побездельничать напоследок, порадоваться жизни.
Но сегодня даже для лентяйки Долл безделье было не в радость. И, приклонив голову на колесо прялки, она всхлипнула и тяжело вздохнула.
Вдруг в печи затрещали поленья, полетели искры, и что-то выкатилось оттуда к ногам Долл. Уверенная, что это горящий уголек, Долл занесла уже ногу, чтоб его затоптать, но под ногою оказался не уголёк, а самый настоящий бесёнок, маленький, чернявый, длиннохвостый. Глядит на неё снизу и ухмыляется.