Седьмая раса
Шрифт:
— Ну да. Тогда, насколько я помню, землетрясение выглядело очень странным. Очень необычная череда толчков, причем самый сильный, шесть баллов, кажется, был в самом Тбилиси, а потом еще серия — где-то толчков сто.
— Да, я тоже это помню, тогда все свалили на Эшерскую сейсмическую станцию, которая находится в прямом подчинении нашего Генштаба. А именно там еще в советское время работали над созданием тектонического оружия. Но самое интересное не это! Грузины тогда открыто заявили, что есть прямая связь между самыми сильными землетрясениями на Кавказе с обострением политической ситуации в Грузии, Армении или Азербайджане. Помнится, даже Спитак
— Ты что, думаешь, что это, в самом деле, — тектоническое оружие?
— Думать я могу, что угодно, а вот факты — вещь упрямая, а когда они еще выстраиваются в систему… Помнишь, в том же году, чуть раньше, было страшное землетрясение в Афганистане, пять тысяч человек погибло.
— Ну, — Ольга кивнула. — А какая связь между Афганом и Грузией?
— Никакой. Вроде бы. Но все ученые сошлись в одном: динамика катаклизма была совершенно не характерной для тех мест. А все произошло буквально через несколько дней после того, как Пентагон применил против талибов сверхмощную вакуумную бомбу. Возможно, именно она стала «детонатором» того землетрясения в Афганистане. А взорвана она была в самой глубине скальных пород. Значит…
— Тектоническое оружие?
— Выходит, да. Ведь принцип действия этого оружия в том и состоит, чтобы «расшевелить» земную кору в том месте, где скапливается тектоническое напряжение. А как это сделать иначе, если не взрывом?
— Слушай, но, насколько я знаю, в качестве «запала» всегда рассматривалось ядерное оружие?
— Оль, вакуумная бомба ничуть не хуже! Боже! — Рощин грустно засмеялся и покачал головой. — Сравнивая смертельное оружие, я, историк, говорю, что одна бомба лучше другой…
— И что ответили на это американцы?
— Не пойман — не вор. Ничего не ответили! Прямых-то доказательств нет, так, одни догадки.
— Знаешь, я вот эту версию про вакуумную бомбу впервые слышу, один мой друг, который в Афгане воевал, утверждал, что то землетрясение — это наших рук дело.
Ольга задумчиво наблюдала за мельтешащим перед глазами жуком. Жук пытался утащить за собой сухую травинку. Травинка зацепилась за камешек, и сил жука явно не хватало. Однако он упорно совершал рывок за рывком.
Настойчивый! — подумала Ольга. — Сейчас дернешь сильнее, камешек тебя и придавит… Вот и люди — так же.
— Оль, так что этот афганец-то рассказывал? — вернул ее внимание Влад.
— Перед уходом из Афгана наши в горах оставляли контейнеры с особым грузом. Он считал, что это были боезаряды, которые рано или поздно по чьему-то приказу должны были взорваться. Знаешь, он такую фразу сказал, я запомнила: «Мы уходили, но интересы наши оставались».
— Догадки, догадки… — проронил Рощин. — Хотя… Отчего бы не применить тектоническое оружие? Парочка направленных взрывов, и афганская граница больше с юга непроходима. Дешево и сердито. У нас, на Кольском полуострове, в Апатитах, районе предельно сейсмически спокойном, как-то произвели технологический взрыв. Породу пустую иным способом убрать не могли! Кончилось землетрясением.
Светлобрюхий пятнистый МИ-24, угрожающе опершись на бетонку тремя мощными лапами шасси, готовился к взлету. Уже заняли свои места
Люди, сидевшие на жестких деревянных скамьях десантного отсека, облегченно вздохнули: буквально через двадцать-двадцать пять минут лета они должны были прибыть на место. Каждый из восьмерых пассажиров, находящихся на борту военного вертолета, готовился к этому путешествию серьезно и долго. Каждый связывал с ним надежды на грядущее. Каждый полагал действие, которое должно было сегодня произойти, главным в этом году. Восемь человек, сидящие друг против друга в неуютном темном пространстве вертолета, пять мужчин и три женщины, не просто хорошо знали друг друга, они были связаны общим прошлым и общим будущим, короче, общей тайной. Если бы сейчас кто-то из рядовых мурманчан увидел эту серьезную компанию, то непременно решил бы, что присутствует при начале какого-то официального мероприятия. Другой мысли возникнуть просто не могло. Персоны, напряженно молчавшие в вертолете, были известны всей области, потому что принадлежали к ее верхушке.
Поздневечернее солнце, любопытствуя, пыталось заглянуть в кабину летчиков, но снабженное специальными светозащитными фильтрами стекло не пускало ни один яркий лучик дальше внешней поверхности, стремительно отражая все попытки настырного светила.
У пассажиров, где окон не было вообще, тускло горело лишь несколько упрятанных в обшивку лампочек, отбрасывающих на сосредоточенные серьезные лица бледный зеленоватый отсвет, превращающий их в некое подобие бесстрастных гипсовых масок.
— Отец, как вы? — участливо спросила худого старика с прямой, как доска, спиной красивая блондинка средних лет с большими светло-зелеными глазами.
— Спасибо, Грэтхен. Я в порядке, — прошелестел старик.
Однако было видно, что и сам взлет, и нынешний полет он переносит неважно. И без того бескровное, обтянутое пергаментно-коричневой кожей лицо не выражало никаких эмоций, но в выцветше-серых глазах, прикрытых, как от яркого света, тяжелыми красноватыми веками, просматривалось страдание, которое старик изо всех сил пытался скрыть от окружающих.
Женщина взяла в свои ладони костистую большую ладонь старика.
— Отец, если что-то нужно, скажите, у меня с собой все лекарства.
— Грэтхен, — недовольно, почти не поднимая век, произнес старик. — Тебе сейчас нельзя отвлекаться на мелочи. Сосредоточься. Ничто постороннее не должно тревожить твое сознание.
— Я знаю, отец, — блондинка ласково пожала ладонь старика. — Я готова. Главное, чтобы успели Мартин и Фридрих.
— Успеют, — уверенно качнул головой старик. — Я не сомневаюсь.
Блондинка оторвалась от соседа, взглянула на противоположную скамью и коротко, но вполне ободряюще кивнула: мол, все в порядке. Не волнуйтесь. В ответ не прозвучало ни единого звука, но в душном салоне сразу стало значительно свободнее дышать, будто кто-то открыл окно, обеспечивая приток свежайшего, бодрящего воздуха. Похоже, самочувствие колоритного старика волновало в этом отсеке всех без исключения.