Седьмая версия
Шрифт:
Чугунков хмыкнул и покачал головой.
– Но посудите сами, могла ли я не ввязаться в это дело, когда факты сами так и шли в мои руки. И это при том, что вокруг меня одна за другой возникали версии, которые явно спихивали ответственность с настоящего виновника и преступника… И мне кажется, я поняла всю эту историю. Все ее тайные пружины и прочие механизмы. У меня, правда, все еще недостаточно доказательств…
Чугунков молчал, не перебивая меня, но я чувствовала, что слушает он очень внимательно. И, вдохновленная этим вниманием, я принялась рассказывать свою версию булгаковской катастрофы. Ту, которую считала единственно верной. Ее истинность и служила мне оправданием. Если я ошибаюсь – я напрасно вообще взялась за это и только потеряла время. Да еще испортила карьеру – и себе и другим… Плохо, если я ошибаюсь…
– Я не смогла проникнуть в тайные подробности формирования бюджета Булгаковской губернии на этот год. Даже если бы я и попыталась это сделать,
Я взглянула на Чугункова. Он смотрел на меня по-прежнему внимательно.
– Да, Константин Иванович! – сказала я. – Эта катастрофа была спланирована заранее и целью ее было, конечно, не убийство людей, не покушение на жизнь этого самого Бухарина-Суханова, который погиб вместе со своим пресс-секретарем, а действие более простое – обрушить железнодорожный мост через Волгу… И главный его организатор – булгаковский губернатор Федор Губенко. Огромный кусок из булгаковского бюджета вырван именно им. Я полистала старые газеты и без труда установила по его интервью местной прессе, что Губенко твердо рассчитывал на новый еще больший кредит в другом коммерческом банке, получив который, хотел рассчитаться с бюджетом и своими старыми кредиторами. Но люди, которые обещали ему этот кредит – обанкротились. Это всем известная история с банкротством «Речфлотбанка», прогоревшего на валютных спекуляциях… Доказать, повторяю, я ничего не могу. Но я знаю людей, которые обладают всей необходимой для таких доказательств информацией. Это вице-губернатор Алексей Придорожный и московский психолог из системы ФСБ Эдуард Морозов. Придорожный подскажет следствию, какие именно объекты из тех, что построены на бюджетные деньги, уже оформлены на имя министра транспортного строительства, от которого напрямую зависит выделение средств из федерального бюджета на восстановление булгаковского моста… А вот о том, куда, вместо восстановления моста, должна была пойти вся эта сумма, известно, наверное, только самому губернатору… Катастрофу на Волге задумал Губенко, а осуществил ее Самойлов… Накануне происшествия он перевез семью в Булгаков из Самары, а затем уже отсюда отправил во Францию… Его поведение во время разговора со мной и фразы, услышанные мной во время его разговора с губернатором, однозначно говорят: он не предполагал, что катастрофа получится столь страшной. В каютах верхней палубы находилось человек шестьдесят, на третьей – еще столько же. Но это были необходимые жертвы, они придавали происшествию правдоподобность… На борту находилось не меньше двух сотен пассажиров. Спасти всех – значило навлечь на себя подозрения после того, как пустой теплоход протаранит мост. Прошлось жертвовать. Но чего не могли предположить ни губернатор, ни капитан – это того, что в момент столкновения на мосту окажется пассажирский поезд и число жертв возрастет очень сильно. Губернатор был в ярости. Капитан – в прострации. Капитана нужно было убрать, и тут на сцену выступил Эдик Морозов. Он специалист, вероятно, по таким заказам. Умело проведенная психологическая диверсия против указанного ему человека – и все готово… Один кончает жизнь самоубийством, у другого не выдерживает сердце… Хорошо бы, кстати, провести тщательное исследование останков капитана. Медицинское заключение на обе эти смерти слишком уж лихо написано, особенно в части, касающейся Васильева. Уж в самоубийствах-то я немного разбираюсь в силу своей профессии. Даю голову на отсечение, что там нужно искать убийство… А прикрывали всю эту гнусную махинацию с человеческими жизнями ФСБ и местное управление МЧС, купленное губернатором…
Я замолчала на несколько секунд, а потом уверенно добавила:
– Это все! Доказательства – у вице-губернатора Придорожного и у Морозова, который сидит сейчас вот в этом самом доме, пристегнутым к трубе парового отопления. Пистолет, кстати, – его, а не мой… А больше я вам, Константин Иванович, ничего не скажу. Если хотите – думайте сами…
Чугунков ничего мне не
Я закрыла глаза и задремала в кресле самолета. Ну что ж! Гарантии нет, что я угадала все точно, но мне по крайней мере поверили, и теперь проверят – так ли все было на самом деле.
А вот в одном я была убеждена без всяких проверок. В том, что сейчас на самом высшем уровне идет «разбор полетов» между МЧС и ФСБ. Вот и пусть разбираются, подумала я. Наше дело маленькое, капитанское. И заснула…
Глава десятая
Когда мы вернулись в Тарасов, Григорий Абрамович встретил нас шутками и улыбками, но видно было, что настроение у него совсем не веселое…
Что дальше будет с нашей группой?.. Он так и не выяснил, будем ли мы существовать в своем прежнем качестве, или расформируют нас к чертовой бабушке и раскидают тех, кто не захочет увольняться, по разным городам России. Невеселая перспектива…
Отчет в Москву Григорий Абрамович направил самый стандартный. Действия группы он, конечно, объяснил, но о самостоятельных действиях группы по расследованию в отчете не было ни слова. В очень осторожном, взвешенном изложении Григория Абрамовича эти действия выглядят странными, вялыми. У всех нас уже на второй день образовался кисляк, которым мы заразились от Грега… Однако на второй день после нашего возвращения из Москвы пришло странное указание: «Экстремальному психологу второй категории капитану Николаевой представить подробный почасовой личный отчет о действиях в период участия в спасательных работах в городе Булгакове». Идиотская, надо сказать, формулировка. И потом, что это значит – «почасовой»? Это, например, так? «00.00–01.00 – спала после смены. 01.00–02.00 – продолжала спать после смены. 02.00–03.00 – спала перед новой сменой…» С ума сойти можно от таких приказов…
Отчет я, конечно, составила. Не такой, правда, как было приказано. То есть не стала я по часам расписывать – сон, например, рабочая смена… Но это – ерунда. Главное, я откровенно признавалась, что нашей группой было проведено несанкционированное расследование причин катастрофы, идея которого принадлежала мне. При этом я очень убедительно аргументировала важную роль каждого из членов группы в проведении этого расследования и подчеркнула абсолютную необходимость участия каждого из коллег.
Отчет я посылала в Москву без визы Григория Абрамовича, как того требовал устав. Но не смогла заставить себя показать ему этот отчет. Он начал бы меня убеждать, что в таком виде его посылать нельзя, что это все основания для начальства отправить его на пенсию. А я не смогла бы ему ничего возразить. Ведь до сих пор не знала, подтвердило ли мою версию событий в Булгакове официальное расследование…
Ответ пришел через неделю. Такой, какого я и предположить не могла… В приказе по министерству Тарасовскому управлению МЧС объявлялась благодарность за действия во время ликвидации последствий булгаковской катастрофы. Всем членам группы ФСГ-1 присвоены очередные звания. Кроме капитана МЧС Ольги Николаевой. Я поняла и не обиделась – я же и так только что, совсем недавно, стала капитаном.
Но без награды не оставили и меня. Я чуть со стула не упала, когда прочитала приложенное к приказу письмо от Чугункова. Он предложил мне перейти в Москву, в спецподразделение разведки, в котором работал сам. И я тоже отказалась, хорошо понимая, что не обладаю еще достаточным опытом, чтобы работать там, рядом с такими… титанами разведки. А оставаться вечным стажером не хочу! Кроме того, подумала я, в Москве – неизбежные интриги, вечные взятки, подкупы. Там, пожалуй, будешь не столько работать, сколько отбиваться от предложений организовать какой-нибудь «случай», подобный тому, что «произошел» в Булгакове…
И я осталась в Тарасове. О чем нисколько не жалею.
Булгаковские приключения часто становятся предметом воспоминаний и шуток в нашей дружной компании. Да вот, последний раз вспоминали мы все наши булгаковские похождения совсем недавно, буквально дня три назад, в выходные. Встретились с Кавээном в скверике возле Тарасовской филармонии, зашли за Григорием Абрамовичем и отправились на базар – покупать любимые Игорьком персики. А оттуда – в больницу, где маялся уже который день наш четвертый член группы. И еще промается не один день, а потом под домашний «арест» перейдет, под надзор своей мамы, милейшей старушки Клавдии Васильевны…
Мы поднялись к нему на третий этаж спецгоспиталя МЧС, прошли в палату, выстроились перед ним шеренгой и молчим. Ждем, когда поздоровается…
Игорек, увидев нас, сел на кровати, неуклюже приподнявшись в своей гипсовой броне – пуля раздробила ему ключицу, две операции ему уже сделали, раздробленную кость чем-то скрепляли, а частично даже заменили каким-то металлическим штырем… Игорек теперь ждал, что рентген покажет, удачно ли прошла вторая операция, но, по-моему, уже готов был к третьей… Кислый какой-то сидел, бледный и скучный…