Седьмая жена
Шрифт:
Как затемненный корабль, покидающий гавань в военную пору, плыл свинарник сквозь разводья тумана. Старательным буксиром надрывался прицепленный к световому лучу мотоцикл. Разбуженная до времени утиная стая снялась с пятой излучины и с шелестом прошла низко-низко над местом тревожных перемен.
Три раза пришлось перевязывать полиспаст к новым деревьям – все ближе и ближе к намеченному месту на берегу. Как только из-под ползущего сооружения сзади выкатывалось освободившееся, ободранное бревно, Антон и Толик подхватывали его и
Передние ворота свинарника нависли над водой.
Вермонтская тень упала на псковскую осоку.
Бревна начали выкатываться одно за другим из-под днища, падать в прибрежное мелководье и тихо уплывать в туман.
Устремленный в высоту трос не давал свинарнику коснуться поверхности, тянул и тянул вперед и вверх.
Когда опорная балка легла на песок дальнего берега, демобилизованный солдат Сухумин испустил то пронзительное «ура!», которое было заготовлено в девятой мотострелковой для взятия города Стокгольма.
Ошеломленный, еще не верящий в победу Антон вошел в задние ворота, осторожно дошел до середины новорожденного моста, подпрыгнул. Доски отозвались непривычно пустым, торжественным гулом.
Колхидонов смотал тем временем тросы, уложил все грузоподъемные вериги в коляску, сел в седло, тихо въехал на мост с другой стороны. Беззубая улыбка сияла на его лице.
– Я тут не бывал, никому не помогал!.. Про меня молчок, как на шесте сверчок! Ясно? Заклад – дело святое. А ведь и без моста жизни нет – так?… Эх, красиво стоит американщина! Ну, мужики, не поминайте лихом…
Он свернул на боковую тропинку и уехал в сторону леса.
Антон и Толик взяли лопаты и принялись песочком выравнивать въезд с дороги на доски моста.
Первым от деревни показалось стадо коров. Всенародная солдатка Валентина подгоняла их сзади ласковыми уговорами – «Шнель! шнель!» Увидав преображенный, выплывающий из тумана свинарник, она изумленно ахнула и обернулась к двум строителям-рекордсменам, скромно сидящим в сторонке.
– Неужто выдержит?
– Мотоциклетка проехала – осталась довольна, – лукаво сказал Толик.
Коровы недоверчиво, одна за другой, потянулись в распахнутые ворота, застучали копытами по доскам.
– Мы же на той стороне почитай уже месяц не пасли, – объясняла Валентина. – По старому мосту – страшно, а вброд – вода уже высока, сносит. Вот спасибо, ребятушки, вот скотине радость-то какая!
Потом прикатил на велосипеде школьный прогульщик, Ваня Шуткоплохов. Увидел постройку, свистнул, умчался назад разнести новость. И тогда уже потянулась остальная деревня – стар и млад.
Прибежали новобрачные, Анисим и Агриппина, трясли строителям руки, говорили, что
Приехал на телеге Федя-партизан, привез солдата Онуфрия, смело вдруг повесившего на грудь звезды вперемежку с крестами.
Пришла Катерина-доводчица, с чистым листом бумаги, свернутым в трубочку, и через эту трубочку разглядывала мост с высотки, как Наполеон.
Саша и Маша прибежали улыбающиеся, смахивая со щек зазевавшихся, самых азартных клопов, тут же нарезали свежих веников, принялись выметать щепки и стружки.
Володя Синеглазов прошел вермонтскую диковину взад-вперед, несколько раз, насквозь, выискивая, нет ли какой неправды.
Дошкольные детишки топотали внутри, носились в косых лучах встающего солнца.
И наконец, для довершения ликования, с пригорка тихо скатился «фиат-жигуль».
Он въехал в ворота доверчиво, как в гараж, остановился, дал ребятне набиться внутрь и на капот, выкатился на той стороне. И пока он разворачивался там, чтобы ехать обратно, сообразительный Толик сбежал к воротам и натянул поперек чистый бинт из солдатского санитарного пакета.
«Фиат-жигуль» красиво прорвал белую ленточку и остановился на обочине.
Ребятня посыпалась наружу.
Мелада вышла следом, сняла перчатки, пошла навстречу Антону.
– Что здесь происходит? Неужели это правда? Вы соорудили эту прелесть своими руками? Вдвоем с братом? Я не могла поверить… Сюрпризам нет конца… Что еще вы умеете делать, заморский спец на все руки?…
Они стояли, сцепив пальцы, глядя друг другу в глаза. Он изо всех сил сдерживал себя, пытался не дать клокочущему в груди торжеству вырваться диким индейским воплем. Острый любовный росток тыкался без разбору во все стороны, как вилка в руке пьяного. Казалось, они ждали только криков «горько», чтобы начать целоваться и обниматься прямо сейчас, на людях.
Но вместо криков они услышали рев мотора.
Как задымленный дракон, как сорвавшаяся с места доменная печь, как гибрид танка и курятника, как поставленный на гусеницы вулкан, появился на вершине пригорка «Псковитянин».
Дети притихли, взрослые попятились, Федя-партизан взял лошадь под уздцы, потянул ее в кусты.
Туча закрыла недолгий солнечный просвет, принесла ветер.
«Псковитянин» постоял минуту, словно упиваясь всеобщим испугом.
Потом ринулся вниз, в сторону моста.
Мелада едва успела добежать до автомобиля, прыгнуть на сиденье, уехать в придорожный репейник.
– Нельзя! – закричал Антон, выбегая наперерез несущейся громаде. – Тебе нельзя! Для тебя – брод! Так нечестно!..
Толик налетел на него головой вперед, как заправский квотербек, подхватил на плечо, выкинул в сторону из-под накатывающейся гусеницы.
Куриная башня ударилась о притолоку ворот, разлетелась белыми кудахтающими хлопьями.
«Псковитянин» исчез внутри свинарника.
Дым и пыль повалили в окна.