Седьмая жертва

Джекобсон Алан

Карен обменялась понимающими взглядами с Бледсоу. Она получила доказательства, которые были ей нужны, – намек на украденный психологический портрет. Разумеется, улика была косвенной, но ее оказалось достаточно, чтобы она поверила в подлинность письма на уровне если уж не холодной логики или юридических доказательств, то хотя бы эмоций. Пресловутого внутреннего голоса.

Откашлявшись, Карен продолжала:

– Что ж, вот эти последние несколько предложений представляются мне наиболее важными, потому как многое говорят о нем. Они подтверждают и составленный нами психологический портрет. И еще они говорят о том, что с течением времени он обретает

уверенность, что также характерно для серийных убийц. Они начинают проявлять небрежность, а это уже верная дорога к внутреннему саморазрушению и самоуничтожению. Они даже могут стать еще более жестокими и бесчеловечными.

А я думал, что убийство Линвуд было совершено им с дьявольской жестокостью как раз из-за наличия личных мотивов, – сказал Бледсоу.

– Так оно и было. – По крайней мере, я так думаю. – Но здесь есть и еще кое-что. Большинство серийных убийц, если не все, по мере увеличения числа своих жертв становятся более агрессивными и жестокими. Жажда убийства становится для них невыносимой, они не могут с ней справиться. Даже те, кто гордился своим самоконтролем, теряют способность управлять собственной жизнью, особенно если не понимают, что с ними происходит. И, когда стремление убивать выходит из-под контроля, они больше не могут справиться с перегрузкой. Они начинают делать ошибки, теряют уверенность в своих силах. И это дает нам преимущество. Единственная проблема в том, что мы не знаем, когда он достигнет критической массы, – на жертве номер восемь или двадцать восемь.

Дель Монако поставил свой стаканчик на стол и поерзал, поудобнее устраиваясь на жестком сиденье.

– Первые убийства преступника обычно демонстрируют его жажду испытать восторг охоты. Он живет ради того, чтобы подчинить себе жертву. Но, как только он растворяется в заблуждении о собственной неуязвимости, его нападения свидетельствуют о том, что он начинает испытывать голод, потребность убивать ради самого убийства. – Он посмотрел на письмо и покачал головой. – Что-то не дает мне покоя, но я пока не могу понять, что именно. – Он взял листок с копией письма и принялся его пересматривать.

Карен подождала несколько минут, но, видя, что он погрузился в размышления, сказала:

– Франк?

– «Мне известно то, что знают они», – повторил Дель Монако. – Что он имеет в виду? Кто такие «они»?

– Он говорит о нас, – сказал Бледсоу.

Карен закрыла глаза. Она знала, что сейчас произойдет, и внутренне сжалась, готовясь к неизбежному.

– Он думает, что знает, что у нас есть на него, – продолжал Бледсоу.

Карен открыла глаза, внезапно сообразив, что Бледсоу не намерен выдавать их тайну. Они одновременно поднесли стаканчики с пивом к губам и снова погрузились в размышления о содержании письма. Наконец Бледсоу вздрогнул от холода и взглянул на часы.

– Пора. Андервуд уже подъезжает, а нам еще предстоит сдавать свои пушки и прорываться сквозь систему безопасности.

– Наступает час «Ч», – пробормотала Карен.

Томас Андервуд оказался крепким и жизнерадостным живчиком пятидесяти девяти лет, с копной иссиня-черных волос и мальчишеской улыбкой, которая сделала его популярным в самом начале карьеры в ФБР. У него был вид опытного следователя из голливудских кинолент, играючи раскрывающего самые запутанные преступления, и Карен про себя подивилась тому, что ему так и не предложили вести собственное шоу

на телевидении. Но она вынуждена была признать, что одно его присутствие оказывало магнетическое действие на окружающих, и испытала внутренний трепет и радостное возбуждение, хотя, может быть, всему виной было дешевое пиво, бродившее у нее в животе. Завидев Дель Монако, Андервуд улыбнулся.

– Франк, как поживаешь? Радуешься жизни, судя по всему, – добавил он, похлопав Дель Монако по круглому животу. Тот деланно рассмеялся.

Андервуда представили Бледсоу, потом он повернулся к Карен.

– Томас Андервуд, – сказал он, протягивая ей руку и ослепительно улыбаясь.

– Карен Вейл.

Улыбка Андервуда стала еще шире.

– О, вы не нуждаетесь в представлении.

Карен почувствовала, что неудержимо краснеет. Ее приятно поразило то, что Андервуд знает, кто она такая. Быть может, он следил за ее карьерой?

Должно быть, он уловил повышение температуры ее тела тому что сразу же пояснил, что имел в виду:

– Ваша фотография красуется на первых страницах всех мало-мальски влиятельных газет в этой стране.

Карен отвернулась, чтобы скрыть замешательство, и уставилась через стекло с односторонней проницаемостью на их подопечного.

– Полагаю, нет нужды представлять вам мистера Синглетери.

– Да, я достаточно хорошо знаю Рея. – Андервуд потер ладони. – Меня посвятили во все подробности, пока я добирался сюда, так что, может быть, начнем? – Он взглянул на Бледсоу, который согласно кивнул в ответ. – Отлично. Ну что же, ждите здесь, а я попробую раздобыть для нас кое-какие ответы.

…пятьдесят восьмая

Томас Андервуд крепко пожал руку Ричарду Рею Синглетери. Приветствие вышло неловким, поскольку на запястьях Синглетери красовались наручники, но Андервуд явно вознамерился установить со старым знакомым физический контакт.

– Привет, Рей, как поживаешь?

– Настолько хорошо, насколько это вообще возможно в таком месте, как это, когда над твоей головой висит смертный приговор.

Карен повернулась к Бледсоу, который, как и Дель Монако, стоял рядом с ней по другую сторону стекла. Громкость микрофона, размещенного в комнате для допросов, была выставлена на максимум, и он улавливал любые звуки, доносившиеся изнутри: слова, скрежет ножки стула или подошвы по бетонному полу. Но голоса звучали тонко, словно пропущенные сквозь фильтр для кофе.

– Они ведут себя, как старые знакомые, – заметил Бледсоу. – Как может Андервуд пожимать руку этому парню и держаться с ним по-приятельски?

– Отчасти именно поэтому его допросы имели столь оглушительный успех, – откликнулась Карен. – Он умеет поддерживать разговор и понимает, как устроен мозг преступника. В моем отделе мы преподаем методику ведения допросов. Напомни мне об этом, когда захочешь научить чему-нибудь своих сотрудников.

– Благодарю покорно.

Тон, которым был произнесен ответ, со всей очевидностью свидетельствовал о том, что Бледсоу не проявил к ее предложению ни малейшего интереса.

– Ты, должно быть, понимаешь, что я не питаю особого сочувствия к тому положению, в котором ты оказался, Рей, – сказал Андервуд. – Есть такая поговорка: «Что посеешь, то и пожнешь».

– Так, так, так… Я смотрю, выйдя на пенсию, ты стал циником.

– Я ушел на пенсию из Бюро, но не оставил дело всей жизни, – Андервуд широко улыбнулся. – Итак, мне сообщили, что у тебя есть кое-что, о чем ты хотел поговорить со мной.