Седьмая жертва
Шрифт:
– Не расстраивайся заранее. Побереги силы. Сейчас есть вещи поважнее.
Робби был, конечно, прав – в данный момент у нее были и другие заботы.
– Надеюсь, что с Джонатаном все в порядке, – пробормотала она. – Я ведь так и не доехала до его школы.
И она уже совсем было собралась пуститься в рассуждения о бренности всего земного, как вдруг к жизни пробудился ее коммуникатор «БлэкБерри», за которым, с секундной задержкой, звякнул сотовый телефон Робби. Карен опустила взгляд на экранчик а потом подняла глаза на Робби, который пытался прочесть сообщение в тусклом
Они посмотрели друг на друга. На лице Робби был ужас. Им предстояла приятная перспектива лицезреть еще одно изуродованное тело. Он крепче стиснул рулевое колесо и покачал головой.
– Ну вот, все начинается сначала.
– Два часа ночи, – пробормотала Карен. – Неужели Окулист не знает, что меня только что выпустили из тюрьмы?
Полчаса спустя они подъехали к тротуару перед маленьким кирпичным домиком в Александрии. На его крылечке стояла плетеная мебель, а на колонне, поддерживающей балкон второго этажа, трепетал на ветру американский флаг.
Напротив входа была припаркована «Краун Виктория» Бледсоу, которая стояла впритык за «акурой» Хэнкока и «фольксвагеном-джеттой» Манетт. На дорожке, ведущей к входу, вплоть до соседского дворика, уже была протянута полицейская лента. Она огораживала просторный участок земли, чтобы сохранить место преступления в неприкосновенности и по возможности сберечь отпечатки ног Окулиста, которые он мог оставить, когда приходил и уходил отсюда. У самого крыльца уже стояли на треногах галогенные лампы, заливая ослепительным светом фасад дома, у которого суетились эксперты-криминалисты. Соседям, разбуженным ночной активностью, предстала поистине сюрреалистическая картина, встретить которую можно было разве что на съемочной площадке Голливуда. Но камер, равно как и актеров массовки, не было. К несчастью, здесь разворачивалась сцена из реальной жизни.
Когда они с Робби вылезали из машины, к ним подъехал Синклер на своем «шевроле» шестьдесят девятого года выпуска. Обменявшись приветственными кивками, дальше они двинулись уже втроем. К тому времени как они добрались до дверей спальни, ни у кого уже не оставалось сомнений, что здесь поработал их старый знакомый Окулист. Кровавые узоры на стенах, а над изголовьем кровати намалевано привычное послание.
– Раны, полученные во время самозащиты, отсутствуют, – сообщил им Бледсоу. – Почерк тот же самый. Съел свой обычный ленч в гостиной. Отпечатки зубов не обнаружены. Криминалисты ищут слюну, но я сомневаюсь, что мы найдем что-нибудь.
Тело женщины на кровати было изуродовано так же, как и предыдущие, а левая рука опять оказалась ампутированной.
– Жертву зовут Дениза Крэнстон. Визитных карточек нет, но мы обнаружили платежную квитанцию. Она работает в художественной галерее «Фонарщик». Менеджер по продажам.
– Какая она у нас по счету жертва, шестая? Или пятая? – поинтересовался Синклер. – А то я уже сбился со счета.
Карен не могла отвести взгляда от изуродованного тела.
– Неофициально она шестая жертва.
– Под каким бы номером она ни числилась, все равно это слишком много, на мой взгляд, – заявил Бледсоу.
Манетт вытянула
– Ты говоришь, она работала в Художественной галерее?
– В отделе высокотехнологичной мебели, – согласно кивнул Бледсоу.
– Судя по этой норе, – презрительно бросила Манетт, – ей не помешало бы перенести сюда что-нибудь из своей галереи.
Робби глубоко вздохнул.
– Она как-то не вписывается в общую картину. Я имею в виду род ее занятий. Менеджер по продажам, экономист-бухгалтер, стоматолог-гигиенист…
– Разве что никакой общей картины или шаблона нет, и все это – игра нашего воображения, – заявил Бледсоу.
Хэнкок тем временем внимательно изучал стены.
– В этих рисунках что-то есть, я просто нутром чую, – сказал он. Карен зевнула.
– Смотри дальше, может, и найдешь что-нибудь. Типа отрубленной руки.
Хэнкок метнул на нее недовольный взгляд.
– Я по-прежнему работаю над этим.
Синклер со щелчком надел на руки латексные перчатки. Остальные последовали его примеру.
– Ну что, приступим, пожалуй?
Карен подошла к Робби и сказала, что выйдет на минуту на улицу. Ей надо проверить поступившие сообщения на случай, если звонил Джонатан.
Она остановилась на дорожке, ведущей к крыльцу, как раз за полицейской лентой, достала из кармана коммуникатор и набрала номер своего домашнего телефона. Включился автоответчик, и она ввела личный код доступа. Прозвучала единственная запись: вчера вечером ей звонила дежурная сестра из больницы Галифакса с сообщением о том, что с Джонатаном произошел несчастный случай. У Карен оборвалось сердце. Дрожащими пальцами она принялась судорожно набирать номер, который оставила медсестра. Это оказалась главная телефонная линия, и, пообещав соединить ее с нужным отделением, оператор попросила подождать. Карен вернулась в дом, отвела Робби в сторону и взяла у него ключи от машины. Пытаясь одновременно оставаться на линии и управлять автомобилем на темных незнакомых улицах, она вдруг поняла, что из коммуникатора идет сигнал отбоя.
– Проклятье! – в сердцах выругалась она и швырнула ни в чем не повинную электронную машинку на сиденье рядом с собой.
Через двадцать минут Карен уже бежала по коридору к столику дежурной сестры в отделении реанимации.
– Внизу мне сказали, что мой сын здесь. Джонатан Такер, его привезли прошлой ночью. Меня зовут Карен Вейл, я только что получила ваше сообщение.
На вид дежурной сестре только-только перевалило за пятьдесят, и ее седые волосы были собраны в строгий, аккуратный узел на затылке. Она свысока глянула на Карен, а потом сверилась с бумагами.
– Сообщение было отправлено вам вчера еще в девять сорок девять вечера…
– Да, знаю. Я была… вчера вечером меня не было дома. Где мой сын?
– Следуйте за мной, – обронила медсестра и с некоторым трудом извлекла свое массивное тело из-за стола.
Она отвела Карен в палату, в которой лежал Джонатан. К обеим его рукам тянулись трубки капельниц.
– О господи, Джонатан… – Карен остановилась рядом с кроватью и положила руку сыну на плечо. – Что случилось?