Седьмое чувство. Дилогия
Шрифт:
– Я был там несколько часов назад. Хотел зайти и остановиться у знакомых. От села остались одни головешки.
– Так это… Надо же их спасать! Узнать, что случилось и тушить или… Я не знаю… - он бестолково взмахнул руками.
– Поздно. Я же говорю - одни головешки.
– Лицо Клемента было отрешенным.
– В них обратились и все жители вместе со своими домами.
Барток рухнул обратно на скамейку.
– Ты меня не разыгрываешь?
– несчастным голосом спросил он.
– Скажи, что это шутка.
– Я бы все отдал,
– Клемент закрыл лицо и из его груди вырвался стон.
– И зачем я пошел туда? Хорошо, что я могу рассказать тебе об этом. Мне становится легче оттого, что ты тоже узнал о печальной судьбе этого места.
– Почему это случилось? Как может сгореть целое поселение? Должен же был кто-то остаться в живых!
– Барток, вне сомнений, - монах наклонился и прошептал ему прямо в ухо, - это было сделано специально. Им не дали выйти из домов.
– Чьих рук злодеяние?!
– воскликнул хозяин, готовый на все.
– Ты знаешь?
– Нет. Кто бы это ни был, они не оставили следов, - монах покачал головой.
– Почти. Ты должен послать весть в город и достойно похоронить погибших. Их надо предать земле не позднее новолуния. Собери людей.
– Да-да, конечно, - закивал Барток. От волнения его лицо покрылось потом и он достал большой зеленый платок, чтобы вытереть его.
– Вот тебе и попили чаю… - с грустью сказал он.
– Мои вещи высохли, и я, пожалуй, пойду к себе. На сегодня мне хватит впечатлений.
Барток понимающе кивнул и налил ему еще напитка.
– Для девочки, - буркнул он и ушел к себе. Как только закрылась дверь, как послышался крик толстяка.
– Тина, вставай! Я сейчас тебе кошмарную новость расскажу!
Клемент взял в одну руку одежду, в другую кружку и не спеша поднялся наверх. Его качало из стороны в сторону, от усталости или пережитого - кто знает? Думая, что Мирра заснула, монах, стараясь не шуметь, осторожно открыл дверь. Но девочка не спала. Она сразу же повернулась к нему и облегченно вздохнула.
– Почему ты еще не спишь?
– Я… боялась, что ты уйдешь ночью, оставив меня здесь одну.
– Как, даже не попрощавшись?
– попробовал пошутить Клемент.
– Кроме того, у меня осталась бы твоя накидка. Зачем она мне? Размер не тот.
Мирра продолжала пристально смотреть на него.
– Ты и правда, так обо мне плохо подумала?
– огорчился монах.
– Разве я заслужил такие мысли? Дать обещание и бросить тебя здесь - это было бы подло. Так поступают предатели, а на свете нет ничего хуже предательства.
– Прости меня. Просто мне сейчас очень страшно.
– Выпей это, пока горячее.
– Он протянул ей кружку.
Девочка всего за пару минут расправилась с чаем, сделав несколько жадных глотков. Клемент накрыл ее еще одним одеялом, и присев на жесткую кровать, положил руку на лоб, проверяя температуру. Тот, к счастью, не был горячим. Это радовало, потому что сейчас, им только простуды не хватало.
–
– Первый человек, которого ты увидишь, когда откроешь глаза - это буду я.
– Хорошо, я тебе верю, - успокоено сказала она и тут же заснула.
Монах, предварительно помолившись, устроился на голом полу. Рукой он нащупал в кармане последнюю оставшуюся у него монету, хорошо, что серебряную, и тяжело вздохнул.
Закрывай глаза, не закрывай глаза - нет никакой разницы. Все равно видишь одну и туже картину - обугленные головешки, тонны пепла, берцовую кость, черепа и почему-то над всем этим всплывает лицо Рема… От этого нельзя уйти, нельзя избавиться.
Хорошо, что я не дал Мирре зайти в дом. Она бы не смогла спать. Девочке и так тяжело приходиться, а тут еще такой удар. У меня мурашки по коже бегают, что же говорить о ней?
О неугасимый Свет, что мне делать? Что? Как ты пустил подобную жестокость в наш мир, почему не остановил этих людей, не отвел их руку, несущую смерть через чистое ни в чем неповинное пламя? Ты всякий раз посылаешь нам новые испытания, но хватит ли у нас сил выстоять? Я спрашиваю себя и заглядываю в свое сердце. В последнее время его слишком часто терзали сомнения, и тот огонек, что всегда теплился в нем, теперь светит не так ярко. Этот огонек говорит мне, что я на правильном пути, что Свет мною доволен, что я стою на Белой стороне, но он тускнеет…
Дай же мне, Свет, везде быть твоим проявлением, чтобы я приносил в мире любовь всем ненавидящим. Прощение - обижающим и примирение - враждующим. Приносил веру сомневающимся, надежду - отчаявшимся и радость - скорбящим. Чтобы я приносил Свет во Тьму. Дай же мне, Свет, утешать, а не ждать утешения. Понимать, а не ждать понимания, любить, а не ждать любви. Потому что кто дает, тот обретает, кто о себе забывает - находит себя, кто прощает - будет прощен, кто умирает - воскресает для жизни вечной.
Помолился, и легче стало. Нет, камень на душе остался, слова молитвы его не забрали, а всего лишь немного приподняли, и теперь можно делать редкие вздохи без риска быть задушенным этой громадной серой глыбой. Жаль, что молитва не дает прямого ответа на поставленный вопрос, и никогда его не даст.
У меня есть два пути: продолжать мучить себя бесполезными размышлениями или собраться с мыслями и подумать, как выбраться из сложной ситуации, в которой я оказался. У меня нет денег, нет дома, нет друзей и знакомых. Рядом со мной девочка, у которой тоже нет ничего из вышеперечисленного. И в довершении, я не простой человек, а монах Света и это накладывает на мой образ жизни определенные обязательства. Признаюсь откровенно, я предпочитаю одиночество и не желаю кроме своих проблем развязывать еще и чужие. Я не думаю, что в состоянии взять на себя такую ответственность…Одно дело наставлять человека на правильный путь и совсем другое, насильно тянуть его туда за руку.