Седьмое чувство. Дилогия
Шрифт:
Повелитель Ужаса исподлобья смотрел на Распорядителя. Тот, посчитав, что его минуты сочтены, обхватив голову руками, застонал:
– Великий! Будь что будет! Казните меня, поступайте со мной как угодно, но сохраните жизнь моей семье. Они невиновны. Умоляю, я сделаю все, что вы прикажете, Только не пытайте их, умоляю…
– Прекрати стенать и сядь в кресло. Если бы я считал, Что ты заслуживаешь пыток и смерти, ты бы был уже в камере. – Повелитель Ужаса принялся перебирать лежащие на столе бумаги. – Стыдно в твои седины уподобиться сопливому мальчишке.
–
– У тебя больное сердце? – спросил Повелитель.
– Немного, – с опаской ответил Распорядитель. – Возраст берет свое.
– Представляю, что ты успел передумать, пока ожидал в приемном зале. Признайся, недоброжелатели уже посоветовали тебе вымыть шею, чтобы сделать палачу приятное?
– О, мой господин! – Глаза Манна испуганно расширились. – Вы знаете?
– Выходит, я не ошибся. – В глазах Повелителя зажегся недобрый огонек. – И кто же это? Имена.
– Мирис, Онегвуд, Брокол. И господин в желтом халате с красными полосами, нашитыми крест-накрест. У него еще тоненькие черные усы, – Манн провел по лицу рукой, – я не знаю его имени. Они подходили ко мне и велели готовиться к самому худшему.
– Да, я понял, о ком ты говоришь, – кивнул Повелитель. – Хорошо, хорошо… – Он поставил мысленную галочку напротив названных Манном имен. Еще одна такая галочка, и эти не в меру ретивые господа попадут в черный список. – Вот это, – он поднял один из листов, – новый закон о торговле. Он вступает в силу с сегодняшнего дня, и я хочу, чтобы о нем уже завтра утром стало всем известно. В отдаленных городах возможны задержки на несколько дней, но не позднее конца этой недели глашатаи должны объявить его на всех рынках, базарах и в крупных магазинах. Ясно?
– Да, Великий, – поспешно кивнул Манн, принимая из его рук бумагу.
– Читай.
Распорядитель поднес лист к самым глазам и сощурился.
– Простите, здесь слишком темно… – прошептал он. – Я ничего не вижу. Строчки расплываются перед глазами.
– Света камина не хватает? – Повелитель пожал плечами. Зрение у него, несмотря на его полные пятьдесят лет, было отличное. – Если вкратце, то в нем идет речь о том, что каждый продавец, уличенный в обвесе, будет подвергнут наказанию. Ему отрежут мизинец. Если он и во второй раз будет уличен в подобном, ему отсекут левую кисть. Погрешность допускается, но не более чем на десять граммов. Давно хотел ввести подобный закон, но руки никак не доходили. Теперь, я думаю, пришло время.
– Да, мой господин. – Манн склонил голову.
– Это еще не все. За третий обвес полагается смертная казнь. Проверять взвешенный товар можно на контрольных весах. Они есть в достаточном количестве на любом рынке. Однако я не хочу, чтобы этим законом воспользовались недруги для сведения старых счетов. – Повелитель покачал головой. – Каждый, кого уличат в лжесвидетельстве и заведомом оговоре, будет подвергнут тому наказанию, которое должно было пасть на торговца.
– Да, мой господин.
– Что ты заладил одно и то же? – рассердился Повелитель. – Я хочу знать, что ты об этом думаешь.
– Я думаю, что вы правы, Великий. Честная торговля только улучшит существующее положение. – Манн потупил взор.
– Не одобряешь? Считаешь, что это лишком жестоко? – Повелитель усмехнулся. – Я так не думаю. – Он достал из ящика пакет с крупой и бросил его на стол перед Распорядителем. – Ты знаешь, что это?
Манн придвинул пакет ближе.
– Крупа, Великий. Расфасованная крупа, на пакете Штамп имперского зернохранилища.
– Да, расфасованная, – протянул Повелитель. – На пакете стоит отметка – один килограмм, но знаешь ли ты, сколько действительно крупы в этом пакете? Не знаешь. Там около семисот граммов, и в результате нехитрых математических вычислений выходит, что из каждого такого пакета было украдено триста граммов крупы. Видишь, какой размах приняло воровство? Те, кто этим занимаются, дискредитирует имперскую печать.
– Я приму меры, господин, – Манн стыдливо опустил голову.
Зернохранилище находилось в его ведении. Он старался контролировать отпуск зерна, но ведь за всем не уследишь. Всегда найдутся желающие нагреть руки на чужом добре.
– Я не сомневался в тебе, Манн, – кивнул Повелитель. – Но тебе придется действовать быстро и решительно. Чтобы в следующий раз, когда мне в руки попадет подобный пакет, его вес соответствовал указанному.
Поговаривали, что Повелитель Ужаса имеет привычку надевать обычную одежду и неузнанным бродить по городу, проверяя, насколько хорошо выполняются его указания. Манн верил этим слухам, потому что подобные действия были бы как раз в духе Повелителя.
– Ты меня хорошо понял?
– Да, о Великий! Все будет исполнено в точности.
– А что насчет тех фальшивомонетчиков из Бардуса, организовавших подпольное производство? Сколько их было – тридцать два?
– Как вы и приказали, все они живыми сварены в кипящем масле на площади еще три дня назад.
– Фу! – скривился Повелитель. – Я не приказывал варить их в масле. Откуда эта самодеятельность? Зачем было переводить на них масло, если для этой цели вполне подошла бы и обычная вода?
– Они были сварены по очереди в одном котле, – заволновался Манн. – Расход масла был невелик, к тому же оно было низкого качества.
– Ладно, в конце концов, это не так важно. С тех пор приток фальшивых денег в сборные пункты увеличился?
– Да, о Великий! Мы уже собрали двадцать тысяч монет, – радостно ответил Распорядитель.
– Отлично, значит, принятые меры уже приносят плоды. Скоро о фальшивках можно будет забыть навсегда.
– Господин, ко мне приходили делегации от крестьян. Они говорят, что им не хватает хлеба, чтобы дожить несколько месяцев до нового урожая. Особенно плохо дело в тех районах, где летом шли сильные дожди, и большая часть посевов погибла.