Седьмое небо (Большая игра)
Шрифт:
Может, кто-то шутит, как давеча про большую игру? Читать про “Уралмаш” ей что-то совсем расхотелось.
И что это за клуб “Две собаки”? Она никогда про такой не слышала.
Ну что? Звонить Игорю или подождать до завтра? Конечно, срочности никакой нет, таинственное свидание назначено на пятницу, а сегодня только понедельник, кроме того, Игорь — она уверена! — ее засмеет. Скажет что-нибудь вроде того, что это такой модный способ с девушками знакомиться.
“Отстань от меня, Шевелева, со своими вечными глупостями!”
Но она уже знала, что даже если Игорь ее засмеет, она все равно пойдет на это
С самого детства ее разбирали любопытство и живейший интерес ко всему, что происходило вокруг нее. Она умела видеть то, чего не замечали остальные, и из-за этого частенько попадала во всякого рода переделки.
Лидия задумчиво распечатала сообщение, сложила листок пополам и сунула в портфель.
Она даже не подозревала о том, что “переделка”, в которую она угодила на этот раз, совсем не так безобидна, как большинство прежних, и что ее компьютер оказал бы ей неоценимую услугу, если бы сгорел в тот самый момент, когда пришло загадочное сообщение.
Машина устало затормозила у въезда в подземный гараж, как будто клюнула носом, засыпая. Егор зевнул, не разжимая челюстей. Все хотят спать — и люди, и машины. Нужно срочно ехать в отпуск. Только вот куда?.. “В Москву, в Москву!” — восклицали чеховские барышни, и их тонкие натуры трепетали от одной мысли о столице. Что бы такое придумать, от чего затрепетала бы тонкая натура Егора Шубина?
Он засмеялся и передернул плечами. Холодно, а он, как всегда, в одном пиджаке. Благородные кашемировые пальто в машине мнутся, как самые обычные, неблагородные, а куртки носить не позволял раз и навсегда выбранный стиль преуспевающего делового человека. Черт бы побрал этот стиль, черт бы побрал эту работу, черт бы побрал все на свете…
Покопавшись в бардачке, он выудил громоздкий брелок с дистанционным управлением гаражных ворот и нажал кнопку.
Ворота не шелохнулись. Егор протяжно вздохнул и нажал кнопку еще раз. Потом еще.
Потом снова нажал и долго не отпускал, уже понимая, что в гаражных мозгах что-то заклинило и сейчас придется вылезать из машины, звонить в звонок и ждать, когда охранник проснется и откроет ему вожделенный путь домой. Откройся, Сезам…
Какой длинный день, какой чудовищно длинный день, и он все никак не кончится!
Соблазн бросить машину у ворот и пойти спать был велик, но Егор пересилил себя. Бросить, конечно, можно, но утром он точно найдет ее без колес, приемника и ветрового стекла. Это мы уже проходили, спасибо, не надо. В припадке безнадежной жалости к себе он еще раз нажал и отпустил кнопку дистанционного управления.
Ничего.
Тогда он от души послал подальше ворота, машину и всю свою неудавшуюся жизнь и открыл дверь.
Плотный холодный ветер рванул полы пиджака, закинул за плечо галстук, хлестнул по лицу, как будто сырой перчаткой. Егор поймал галстук и быстро застегнул пиджак. Только бы охранник спал не слишком крепко…
Неясная тень мелькнула за полированным боком машины, и Егор настороженно оглянулся. Конечно, район спокойный и дом охраняется всеми способами, которые только можно купить за деньги, но все же в Москве живем, не в Женеве…
Фонарь освещал машину и пятачок асфальта перед воротами, а сзади и сбоку растекалась
Ключи… А, дьявол, ключи он оставил в зажигании. Идиот!
Тень мелькнула снова, уже ближе и определеннее, и Егор вдруг подумал, что под этим чертовым фонарем его самого отлично видно, а он не может рассмотреть ничего, что выходит за границы магического круга, очерченного желтым светом. Он сделал еще шаг и поднял руку, чтобы позвонить, когда из темноты на него прыгнуло нечто тяжелое, кожаное, воняющее перегаром и давно не мытым телом. Прыгнуло, отбросило занесенную руку и пробормотало в ухо:
— Не рыпайся, мать твою…
Егор и не думал рыпаться. Чего-то в этом духе он и ожидал, когда заметил шевеление за машиной, а дергаться, пока он не рассмотрел, с кем имеет дело, было бессмысленно.
Ну и день. Просто петь хочется от радости.
— Посмотри в карманах! — скомандовал из темноты второй. — Может, у него там пистолет.
Пистолет у Егора был, но не в кармане. Сдерживаясь, чтобы не врезать наугад по сопящей от страха и напряжения морде, он дал себя ощупать. Ясное дело, никакого пистолета в карманах не обнаружилось. Зато обнаружился бумажник, который был так лихо выужен, что затрещала подкладка. Жалко пиджак, Егор надел его только во второй раз. Сволочи, такую вещь испортили…
— Поставь его лицом к стенке, — продолжал руководить второй. — Ну ты, давай поворачивайся, твою мать!..
— Чего надо? — спросил Егор, тоскуя о порванном пиджаке. — Надо-то чего?
— Давай мордой к стенке, сволочь! — заверещали из темноты. — Ну?!
Тот, который шарил по его карманам, вцепился Егору в волосы и сильно толкнул вперед, к кирпичной стене. На ногах Егор удержался, но споткнулся и выставил руки, чтобы не упасть. Ладони размазало по кирпичам, и стало больно. От этой неожиданно сильной боли Егор вдруг озверел. Его никто не бил уже лет двадцать.
— Тащи его сюда, мать его! — скомандовал невидимый руководитель операции. — Там кругом охрана, мать ее…
Должно быть, это выглядело живописно — темная ночь, беспомощный, напуганный мужчина в дорогом костюме, с закинутой головой, шипящий от унижения и боли, и два матерящихся сопляка, чувствующих, что “наша взяла”. В том, что на него напали какие-то сопляки, Егор уже не сомневался. Пожалуй, он даже знал, что им от него нужно.
Стараясь не делать лишних движений, чтобы не получить по физиономии — завтра на работу! — Егор послушно шагнул в темноту и оказался прижатым к холодной железной решетке, огораживающей двор его дома.
Рыбьей чешуей блеснула сталь, и Егор почувствовал у горла холодное лезвие.
Все по правилам, как в кино.
Вот козлы!
Глаза быстро привыкли к темноте. Еще в армии ему говорили, что он видит в темноте, как кошка. Очки придавали ему элегантно-отстраненный вид, но видеть не мешали. Впрочем, придуркам об этом не было известно.
Рука, заломленная за спину, сильно ныла, и ладонь, кажется, кровоточила. Этого еще не хватало.
Тот, первый, продолжал ломать его руку и тяжело сопеть в ухо, второй приблизился, придирчиво осмотрел Егора, понял, что он не представляет никакой опасности, и вдруг ни с того ни с сего рванул его за галстук.