Седьмое правило академии Левендалль
Шрифт:
— Счастлива быть представленной вам, Ваше Императорское Величество. Для меня нет большей радости, чем находиться здесь и видеть вас.
Мне протянули руку, я приложилась к ней губами, чувствуя лишь трепет в груди. И снова застыла в поклоне. Императрица ответила:
— Мне приятно знать, что моя дочь учится вместе с такой благовоспитанной девицей. Приступим к ужину. Садитесь, девушки.
Линна позвала меня:
— Иди по мою правую руку, Адриана. Попробуй закуски, это королевская икра. Ты не увидишь ее больше нигде, только за
— Спасибо, — пробормотала я.
— Адриана, кто твои родители? — спросила императрица, взяв вилку и внимательно глядя на меня.
— Я сирота, Ваше Величество.
— Как это грустно, — она покачала головой. — Империя заботится о сиротах, тебе хорошо живется?
— Спасибо, Ваше Величество, мне не на что жаловаться, вашей милостью.
Я отвечала почти интуитивно, теми фразами, которым нас учили в пансионе, тем тоном, который следовало употреблять в общении с аристократами, стоявшими выше меня по праву рождения. А в груди что-то томилось. Было не по себе, я чувствовала себя настолько чужой во дворце, насколько босоногая пастушка может быть чужой в салоне богача на дорогом ковре.
Мы едва успели попробовать королевскую икру, которая была на мой вкус слишком соленой и резкой, как дверь в столовую раскрылась и вошел слуга в ливрее, объявил:
— Его Императорское Величество Маркус Второй и Его Императорское Высочество Инвар.
Я застыла на вдохе, забыв, как дышать. Но император оказался совсем не таким, как я его себе представляла. Он был вроде даже ниже ростом, и волосы с проседью не завивались на висках. Только роскошные усы, моду на которые он завел с десяток лет назад, выглядели, как на портрете, висевшем в пансионе. Вошел Его Величество стремительно и уверенно, первым делом приблизился к супруге, поцеловал ее руку, а потом оглядел стол и собравшихся за ним.
— Простите за опоздание, милые дамы, — сказал император и сел на стул в торце, напротив императрицы.
— Что вы, друг мой, мы рады, что вы почтили нас своим визитом в такое трудное для страны время, — улыбнулась императрица.
Рохан также приложился к ручке матери, кивнул сестре, а потом заметил меня. Приподняв бровь, спросил:
— Да у нас гости?
— Это Адриана, моя подруга и фрейлина, — поспешила объявить Линна. — Папенька, мы с ней соседки по комнате, и она многому меня научила.
Я отметила, как ловко цесаревна вывернула мою помощь ей в науку. И улыбнулась смущенно, потому что взгляды снова обратились на меня. Император помолчал и ответил:
— Что ж, я рад, очень рад, что ты решила представить нам свою новую… наперсницу.
Рохан ничего не сказал, сел за стол, но посмотрел на меня долгим взглядом, в котором мешались радость, настороженность, любопытство и даже что — то похожее на искренний интерес. Ко мне.
И от этого взгляда мне стало немного легче. Как будто в этом незнакомом месте среди незнакомых и чужих людей я увидела друга.
Глава 13. Предчувствие
За ужином беседа вертелась, в основном, вокруг предстоящего зимнего бала, незнакомой мне графини Лестри, которая разродилась двойней, и вопроса «пригласить ли портниху из Бура или снова обратиться к придворной?» Ясное дело, что мужчинам эти темы были не слишком интересны, и они переговаривались тихонько между собой. Поскольку я сидела ближе к Рохану, чем женская половина его семьи, то смогла расслышать слова «немедленно отправляться», «орки» и «чрезвычайное положение».
Сопоставив этот тихий разговор с «трудными временами», я похолодела. Неужели снова орки? Снова, как в старину, будут нападать на поселения, стараясь откусить кусок от империи, станут грабить и убивать всех людей на своем пути? Войны зло, войны — это смерть… Спаситель, хоть бы не было войны!
Я взяла бокал с соком, но не успела поднести ко рту. Мне вдруг стало холодно, будто посреди сентября наступила вьюжная зима. На ресницах даже иней появился — или мне показалось? Пелена застилала глаза, сердце замедлилось, дыхание остановилось. Я испугалась. Как тогда, как в детстве. Видение! Нет, не хочу, не хочу!
Прямо перед глазами появился страшный лохматый и бородатый человек с серо-зеленой кожей, потрясающий копьем. Он был в набедренной повязке и с голой, заросшей грудью, беззвучно кричал с искаженным от ярости лицом. Потом он исчез, словно спрыгнул куда-то, и я увидела груды тел, наваленные кучами на земле. Истекающие кровью, утыканные стрелами, с пустыми глазами, безжизненно глядящими в небо. И Рохан. Рохан лежал, раскинув руки, а из груди его торчало копье!
Я вскрикнула от этого зрелища.
И очнулась.
Все смотрели на меня, на выпавший из моей руки бокал, на разлитый сок. Император нахмурился, императрица сделала знак, и тут же прибежала горничная, промокнула скатерть салфетками, сменила бокал и унесла залитую соком королевскую икру. Я опустила глаза на цветочки юбки, пробормотала сдавленно:
— Простите, я такая неловкая.
— Ничего страшного, — Линна коснулась моей руки. — Представляешь, я однажды уронила в чашу с клюквенным пуншем целое блюдо устриц!
— В качестве наказания отец заставил тебя выпить три бокала этого уже устричного пунша! — фыркнул Рохан. — Помнишь?
— Это было ужасно, — закатила глаза Линна. — Такой вкус. Я до сих пор помню его, бр-р-р!
Императрица спряталась за салфеткой, и я услышала, как она беззвучно смеется. Император разгладил усы, хмыкая в кулак. А Рохан подмигнул мне обоими глазами, улыбнулся и попросил:
— Адриана, передай мне хлеб, будь добра.
Мое сердце зашлось в барабанной дроби, а перед глазами снова появился Рохан, лежавший на спине с копьем в груди. И рука моя дрожала, когда я протянула цесаревичу плетеную корзиночку с нарезанным хлебом. Только бы ничем не выдать своего состояния.