Седьмое Правило Волшебника, или Столпы Творения (др. изд.)

Гудкайнд Терри

Целитель положил мальчика на один из соломенных тюфяков, лежащих вдоль стены напротив очага. Мать присела неподалеку, наблюдая, как он разворачивает одеяло. Тем временем Дженнсен тщательно изучала в окно деревеньку – хотела удостовериться в отсутствии неожиданностей. Из труб не шел дым, следов на ровном снегу тоже не было. Однако судить об отсутствии людей по этим признаком было трудно.

Дженнсен прошлась по комнате, обошла грубо сколоченный стол, стоявший посередине, протянула руки к очагу. Отсюда были видны две маленькие комнаты. В них лежали тюфяки,

на гвоздях висело кое-что из одежды, людей не было. Рядом с дверными проемами стояли сосновые шкафы.

Мать больного мальчика принялась напевать ему что-то тихое и спокойное. Целитель быстро прошел к шкафу и достал оттуда несколько глиняных фляг.

– Пожалуйста, принесите огня для лампы, – попросил он, расставляя фляги на столе.

Дженнсен отщипнула лучинку от полена, подержала в огне очага, пока та не загорелась. Девушка зажгла лампу и поставила на место ламповое стекло. Целитель насыпал в белую чашку порошок из глиняных фляг – по щепотке из каждой.

– Как мальчик? – шепотом спросила Дженнсен.

– Плох, – ответил он. Дженнсен поправила фитиль:

– Могу я чем-то помочь? Целитель закупоривал очередную флягу.

– Если не трудно, принесите мне ступку и пестик. Они лежат в буфете, по центру.

Дженнсен достала массивную каменную ступку и пестик, поставила на стол перед лампой. Целитель добавил в чашку порошок горчичного цвета. Он был так увлечен своей работой, что забыл скинуть плащ. Но теперь капюшон был снят, и Дженнсен смогла хорошенько рассмотреть его.

Лицо целителя, в отличие от волшебника Рала, не притягивало взгляд. Не было ничего странного ни в его круглых глазах, ни в прямых бровях, ни в приятной линии рта, почему-то показавшегося Дженнсен знакомым. Целитель показал на бутылку из рифленого зеленого стекла.

– Вы не могли бы растереть кое-что?

Он пошел куда-то в угол и достал с полки коричневую глиняную кастрюлю. Дженнсен раскрутила проволоку, державшую крышку, и со скрежетом откупорила бутылку. Внутри находились мелкие кружочки. Впрочем, нет, не совсем кружочки… нечто темное и плоское, странное, будто высушенное. При свете лампы их удалось разглядеть получше, и… Пораженная Дженнсен слегка потрясла бутылку: казалось, ее наполнили маленькими Милосердиями.

Как и на магическом символе, на них были два круга, вписанный и описанный, и квадрат. Однако удивительное сходство было неполным: кружочки напоминали звезду, отличавшуюся от тех, что обычно рисовали на Милосердии.

– Что это? – спросила Дженнсен.

Целитель снял плащ и засучил рукава простой рубашки.

– Высушенные сердцевинки горной розы. Ее еще зовут розой лихорадки. Правда, симпатичные крошки? Уверен, вам доводилось их видеть – самых разных цветов, в зависимости от местности, в которой растут. Однако самые распространенные – красные, цвета румянца. Неужели ваш муж никогда не приносил вам букетик горных роз?

Дженнсен почувствовала, как вспыхнуло лицо.

– Он мне не муж, мы просто путешествуем вместе. Друзья, не более того.

– Да, – просто сказал

знахарь, не выказав ни любопытства, ни удивления. – Смотрите: вот здесь, здесь и здесь должны быть лепестки. Если у розы удалить лепестки и тычинки, а серединку высушить, то в конце концов она станет как раз такой.

Дженнсен улыбнулась:

– Похоже на маленькое Милосердие.

Улыбнувшись в ответ, целитель кивнул:

– И, как Милосердие, она может исцелить, но может и принести смерть.

– Как такое возможно?

– Если добавить мальчику в питье одну перемолотую сердцевинку, то он сможет справиться с болезнью. А от нескольких можно заболеть лихорадкой.

– Неужели? – Дженнсен наклонилась над столом.

Целитель поднял кверху палец:

– Если взять две дюжины или, для пущей уверенности, три десятка, то это окажется уже не лекарство. Исход болезни будет смертельным. Именно по этой причине этот цветок называется розой лихорадки, – он хитро улыбнулся. – Подходящее имя для цветка, связанного с любовью.

Девушка раздумывала над его словами.

– А что будет, если съесть больше одной, но меньше двух дюжин? Возможен ли смертельный исход?

– Если размелете и добавите в чай десять или двенадцать штук, то свалитесь в лихорадке.

– И потом умрешь?

Озадаченное лицо Дженнсен вызвало у целителя улыбку.

– Нет, в этом случае лихорадка не будет столь сильной. Через день-два все пройдет.

Девушка внимательно посмотрела на бутылку, наполненную смертоносными маленькими Милосердиями, и отставила ее.

– Если дотронетесь до нее, вреда не будет, – заметил целитель в ответ на ее нерешительность. – Действие цветка проявится, если съесть его. И в нашем случае один из них вместе с другими снадобьями поможет мальчику победить лихорадку.

Дженнсен позабавило собственное замешательство. Двумя пальцами она достала цветок, положила на дно ступки, где его сходство с Милосердием заметно поубавилось.

– Для бодрствующего взрослого я просто разминаю цветок между пальцев, – говорил целитель, наливая в чашку мед. – Но мальчуган мал и к тому же спит. Нужно, чтобы ему было как можно легче пить, поэтому разотрите цветок в пыль.

Дженнсен быстро растерла маленькое Милосердие, и целитель добавил в чашку получившийся темный порошок.

Было интересно, что бы Себастьян сказал о подобном явлении. Не захочет ли брат Нарев искоренить эти розы, потому что они тоже могут нести смерть?

Пока Дженнсен возвращала на место ступку и пестик, целитель понес мальчику медовое питье. Вместе с матерью они принялись осторожно поить больного. Разбудить его не было возможности, и им приходилось понемногу вливать лекарство в рот, ждать, пока ребенок, не просыпаясь, проглотит, а потом наливать еще.

Тут в хижину ввалился Себастьян. В распахнувшуюся дверь были видны звезды. Потянуло сквозняком, отчего у Дженнсен пробежали по спине мурашки. Когда затихает ветер, а небо очищается от облаков, чаще всего это означает, что ночью будет пронизывающий холод.