Седьмой крест. Рассказы

Зегерс Анна

Клаусу приходилось часто слышать:

— Видишь, как хорошо, что я тебя вовремя устроил в типографию.

Домашняя обстановка угнетала Клауса. Даже его мать, которая была раньше веселой и открытой, теперь поддакивала брюзжанию отца. Нора, любимая сестра Клауса, переехала со своим мужем в Кассель. Вот с ними бы Клаус охотно поговорил. Они бы не стали его отговаривать, когда он решил вступить в Коммунистический союз молодежи. В «Туристической секции имени Фихте» он был, как ему казалось, лишь учеником в партийной работе, теперь же он стал участвовать в ней по-настоящему.

Жизнь Эрвина в Эрфурте, и внешняя, и внутренняя, складывалась почти также,

и это, хотя они и находились в разных городах, сделало их дружбу нерушимой. Глубокая симпатия связывала Эрвина с Хеммерлингом, другом Детера. Когда к власти пришел Гитлер, Хеммерлинг велел Эрвину ночью отпечатать в своей типографии листовки «Гитлер — это война!» и принести к нему всю пачку, а он поручит распространять их не только в Эрфурте, но и в других городах. Хеммерлинг к тому времени уже отвечал за весь район. Он радовался мужеству и ловкости Эрвина; очень кстати оказалось и то, что мастер Эрвина Барток был близок к партии и, если даже кое о чем догадывался, смотрел сквозь пальцы на то, что Эрвин работал в типографии по ночам.

Поскольку было желательно, чтобы это предостережение везде пришло к людям одновременно, Клаус получил задание вручную отпечатать ту же листовку в Готе; мастер его небольшой типографии не разделял их идей. И Клаус отпечатал несколько сотен экземпляров листовки в квартире старого Детера.

В семье Эрвина возникло неожиданное осложнение. Ханни, которую Клаус втайне считал чуть ли не своей невестой, стала все реже и реже появляться с сообщениями о приезде брата. Однажды Эрвин встретился с Клаусом в кафе «Форстхауз Хюгель» под Готой. На этот раз встречу устроила не Ханни, а приятельница Эрвина — рослая, сильная Лора. Когда они сидели все вместе и пили кофе с пирожными, Лора заговорила вдруг серьезным тоном. Она должна предупредить Клауса относительно Ханни. Ханни полностью подпала под влияние некоего Рольфа, знакомого ей еще со времен палаточного лагеря «Фихте». Рольф уже давно отошел от них, стал ревностным членом гитлерюгенда. Теперь Клаус понял, почему Ханни, встречая его, смотрела холодно и насмешливо.

Тот самый Рольф вскоре уже горланил: «Германия, пробудись!» После поджога рейхстага он и вовсе не снимал коричневой рубашки. А Клаус по поручению Детера, который в свою очередь получил указание от Хеммерлинга, до изнеможения работал по ночам, чтобы простыми словами объяснить людям значение и ход процесса о поджоге рейхстага. Тот, кто услышит Димитрова, думали они, поймет, что происходит… Клаус не только печатал листовки. Вместе с тремя-четырьмя молодыми товарищами он распространял их по городу и в предместьях. Штурмовики устроили облаву в одном жилом квартале — Детер был арестован. Арестовали еще многих, в том числе и тех, кто случайно оказался на улице в этот момент. Среди них был Клаус. Его, правда, не поймали с поличным, как Детера, — свою часть листовок он уже успел раздать. Однако ни для кого не было секретом, что он связан с Детером. Его упрятали в тюрьму на полтора года, так сказать, в виде предупреждения. На папашу Раутенберга накричали — ему-де следовало лучше воспитывать своего сына.

Такой упрек — все равно, исходил ли он от Веймарского или от гитлеровского режима — не мог не задеть Раутенберга за живое.

Хуже всех укоров, отравлявших жизнь Клауса после возвращения из тюрьмы, была невозможность найти подходящую работу. На старое место его больше не брали, а на родственных предприятиях в других городах ему отказывали, как только узнавали по его бумагам, что он отбыл наказание в тюрьме. Он довольствовался какой угодно подсобной

работой и промучился больше года, то помогая в деревнях во время уборки урожая, то работая упаковщиком. Для него было большим горем, что Детера осудили на длительное тюремное заключение. Старые товарищи избегали его, а он избегал их, чтобы никому не повредить, так как знал, что за ним следят.

Не было никакой возможности навестить семейство Вагнеров, — Ханни вышла замуж за нациста Рольфа…

Но однажды на вокзале он столкнулся с Эрвином. Клаус снова хотел попытать счастья где-либо в другом городе, а Эрвин приезжал сюда ненадолго, чтобы повидаться с родителями. Хотя не только Ханни, но и младший брат Эрвина стал нацистом, старший брат, да и отец, были по-прежнему заодно с Эрвином. «Сейчас, правда, есть работа, — говорил отец, — но бог ее знает, для чего она». Отдельные детали сельскохозяйственных машин, которые они собирают, можно использовать также и для военных целей. Эрвин решил напечатать листовку об этом с наглядными рисунками. Его молодежная группа в Эрфурте была инициативной и ловкой.

Услышав об огорчениях Клауса, он обещал другу быстро устроить его в типографию, где работал сам. Мастер Барток еще держит бразды правления в своих руках, он покрывает Эрвина и, несомненно, поможет и Клаусу.

Вскоре Эрвин написал Клаусу, что его ждут в следующий понедельник — все улажено. Клаус уехал из дома, холодно попрощавшись со своими. Давнишняя мечта двух друзей сбылась — они оказались вместе в одном городе, в одной типографии. Барток лишь бегло просмотрел бумаги Клауса и сказал, что тот появился очень кстати, ему как раз требуется печатник, а рекомендация Эрвина для него лучшая характеристика. Он убедил в этом также владельца типографии. Молодым людям он предоставил полную свободу действий и не интересовался, почему они остаются часто работать по вечерам — из большого ли усердия или по другой причине…

В Испании началась гражданская война. Члены их группы распространяли листовку такого содержания: война в Испании — это пролог к большой войне, угрожающей всем странам…

Они не могли по-другому, они должны были все время будоражить людей. Они никогда не соразмеряли результатов своих действий с опасностью, которой себя подвергали. Их предостережения звучали как легкие удары молоточком в громовых раскатах речей Гитлера и Муссолини, в заводском шуме, наполнявшем всю Германию, в грохоте бомб над Герникой.

В типографии работал рассыльный по имени Паульхен, он не был в ученье, а просто на посылках и выполнял различные мелкие работы. Однажды на исходе ночи Пауль тихонько постучал в дверь мансарды, где жил Клаус. Типографию, сообщил он, оцепили, ее перетрясли сверху донизу, нашли несколько оттисков, мастера Бартока уже арестовали — у него дома.

Клаус сказал:

— Спасибо, Паульхен, немедленно иди к Эрвину. Скажи ему: в следующее воскресенье, в том месте, где мы однажды были с Лорой.

Узнав об угрожающей ему опасности, Клаус не поехал ни к каким родственникам, потому что там-то его и стали бы прежде всего искать. Остаток ночи и следующее утро он шел напрямик через поле и наконец добрался до большого крестьянского двора, где когда-то подрабатывал, будучи безработным. Шла уборка урожая, и хозяин охотно взял его — у него сохранилось о Клаусе доброе воспоминание.

Тем временем Эрвин предупредил Лору, а она, в свою очередь, всех, кого смогла. Эрвин нашел убежище в Лейпциге, у одной Лориной подруги, которую трудно было заподозрить в том, что она имела отношение к делу с листовками.