Седьмой круг ада

Болгарин Игорь Яковлевич

О наведении справок он мог бы и не просить. Но хорошо, когда люди понимают такие вещи. Врангель обратился за помощью к главе константинопольского представительства вооруженных сил Юга России генералу Лукомскому, с которым у него были добрые отношения, и вскоре узнал о Сергееве все необходимое.

Богатый золотопромышленник Сергеев объявился в Константинополе весною девятнадцатого года и вскоре создал здесь акционерное общество «Коммерческий флот». Общество за бесценок скупало старые, проржавевшие и не годные к плаванию торговые суда, переправляло их в Западную Европу и там продавало

на металлолом.

Сергеев не скрывал, что турецкий рынок не устраивает его, и устремлял свои взгляды к Крыму, где скопился и бездействовал почти весь русский торговый флот. Там многие суда пришли в негодность. Не работал из-за войны и землечерпательный флот. Союзники неоднократно пытались прибрать к своим рукам и русские суда, и землечерпалки, но им это пока не удавалось. Что произойдет завтра, никто не мог с уверенностью сказать.

С идеей приобретения русского флота и землечерпательных караванов Сергеев впервые обратился к генералу Лукомскому. Лукомский, естественно, эти вопросы сам не решал. Он запросил мнение командующего Черноморским флотом адмирала Саблина. Ответ был положительным, с перечнем судов и землечерпательных караванов, которые возможно было списать. Оставалось получить «добро» Деникина. Вот тут и ждало предприимчивого золотопромышленника разочарование: генерал Деникин, этот новоявленный Плюшкин, и слышать не хотел о какой-либо распродаже российского, как он выразился, имущества, хотя армия крайне нуждалась в средствах.

Барон дернул обрамленную золотой тесьмой ручку звонка.

– Пригласите господина Сергеева.

На этот раз золотопромышленник явился без эскорта турок-носильщиков. Затянутый в строгий фрак, он был вообще непривычно сдержан и торжествен, словно пришел на прием к главе государства.

– Здравствуйте, ваше высокопревосходительство! – сказал он с легким поклоном.

Врангель удивленно посмотрел на него: «высокопревосходительство»? Одно дело, если коммерсант оговорился или перепутал обращение, и другое, если успел пронюхать что-то. Но где?

– В двадцатом веке королевой делового мира становится информация, – точно угадывая незаданный вопрос и отвечая на него, заговорил Сергеев. – Среди дипломатов у меня немало друзей, потому не удивляйтесь, ваше высокопревосходительство. Смею заверить, однако, что если я и позволил себе, опираясь на откровенность друзей, несколько опередить грядущие события, то лишь по причинам безотлагательным. И, понимая всю несвоевременность моего появления здесь, перейду, если позволите, непосредственно к делу.

Он сделал выжидательную паузу. И опять Врангель не мог не отдать должное несколько старомодной, но приятной учтивости, соединенной с тактом и деловитостью.

– Слушаю вас, – благосклонно сказал он. – Времени у меня действительно немного, поэтому прошу сразу о главном.

– У меня есть сведения, что генерал Деникин, – он не сказал «главнокомандующий», и это барон тоже оценил, – в связи с событиями последнего времени и неустойчивостью положения армии изменил мнение о судьбе старых судов торгового флота и землечерпательных караванов. Теперь он считает, что, идя навстречу желанию союзников, следует передать им это имущество в

счет погашения долгов. Не уверен, что подобное решение правильно.

– И что вы предлагаете? – спросил Врангель.

Сергеев молча, с какой-то торжественностью положил перед ним отпечатанный на мелованной бумаге документ, озаглавленный «Проект ликвидации судов, не нужных флоту».

Барон внимательно просмотрел бумаги с длинным перечнем судов, подлежащих продаже, пожал плечами:

– Но позвольте, при чем здесь я?

– Мне хотелось бы знать ваше мнение о моем проекте, – прямо сказал Сергеев, – и, если он не вызывает принципиальных возражений, заручиться вашей поддержкой, которой у генерала Деникина я не нашел и уже не найду. Ваша короткая резолюция вполне бы меня устроила.

– Резолюция – кого? – усмехнулся Врангель. – Отстраненного от службы генерала? Никаких других резолюций я налагать не вправе.

– Пока! – с ударением сказал Сергеев. – Считайте, что сегодня я прошу у вас автограф. Ведь это только проект. Для того чтобы он стал документом, понадобится время и скрупулезная работа многих людей, специалистов.

– Не уверен, что продажа наших судов – благо для России.

– В проекте оговорено, что суда не покинут российские берега, – ответил Сергеев. – По крайней мере до тех пор, пока… ну, вы понимаете меня, ваше высокопревосходительство.

– Если мне и суждено будет принять командование над российскими войсками, так не для того, чтобы отдать Россию большевикам! – твердо сказал Врангель.

– Значит, суда останутся в России.

– А вы лишитесь барыша? Впервые вижу коммерсанта, который согласен пойти на финансовый убыток.

– Вовсе нет. В убытке акционерное общество не будет. Доходы могут оказаться невелики – верно. Но я, как русский патриот, пойду на это. А уж случится худшее – извините, что я опять об этом, но пусть не будет недоговорок, – если оно все же случится, так почему нашими русскими богатствами должны воспользоваться чужеземцы?

«У коммерсанта есть логика», – подумал барон. Ему опять вспомнились оскорбительное «незамедлительно» и тот экзамен, что устроил ему де Робек. И еще он подумал:

«Что ж, пусть будет так, как просит коммерсант. Если я выиграю борьбу, союзники не смогут претендовать на то, что является чьей-то частной собственностью. А проиграю – шут с ними, пусть получают долги с Советов!»

Взяв в руки вечное перо, начертал в углу документа:

«Принципиально согласен… – Немного подумав, приписал: – Провести срочно, дабы союзники не наложили рук на наш флот. Врангель».

Когда в Севастополе началось совещание военного совета, Деникин приказал его не беспокоить.

Главком был почти уверен в исходе совещания: главный соперник, барон Врангель, находится в Турции, другие генералы противопоставить себя ему, Деникину, не могут. Происходящее в Севастополе должно было лишь показать: Деникин не цепляется за власть, но покорно исполнит долг, если вновь призовут его к этому армия и Отечество.

Неспокойно было в Чесменском дворце, где под председательством «старейшего», пятидесятилетнего генерал-полковника Драгомирова проходил военный совет.