Седьмой прыжок с кульбитом
Шрифт:
— Почему? — поразился толстяк.
— Потому что он природный бунтарь. Наши недостатки ему стали бы недоступны, а клеймить хочется. И писал он бы он исключительно об еврейских проблемах! Или их нет?
Ответом генералу было молчание. После паузы он продолжил:
— Но это так, из области теории. Что касается практики, то в состав спортивной делегации Израиля, что поедет в Мюнхен, записаны бывшие граждане СССР. Мы обеспокоены. Есть мнение, что в случае теракта на нас попробуют повесить всех собак: мол, козни КГБ и всё такое. По большому счету, нам этот беспредел с жертвами тоже не нужен.
—
— Это сложный вопрос.
Говоря избитую дежурную фразу, Мещеряков подбирал аккуратный ответ. Вопрос в самом деле был сложным. Израиль не признавал Организацию освобождения Палестины, считая ООП не организацией, а террористическим образованием. «Терроризм как легальная форма политической борьбы» — это самые обтекаемые слова в адрес ООП. «Отец системы шпионажа и террора» — это про Ясира Арафата. Соединенные Штаты такую позицию поддерживали. А в Кремле Ясира Арафата привечали, называя его руководителем международного уровня и борцом за независимость.
На этом самом высоком уровне лидер несуществующего государства вызывал разнообразные чувства. На словах открещиваясь от крайних экстремистов, «которых не всегда удается контролировать», Арафат много ездил по миру. Его называли победителем, хотя он ничего не выиграл, его считали богатым, но давали денег, его ненавидели, однако принимали с почестями. Его ругали за излишнюю мягкость и проклинали за чрезмерную жесткость.
— Сложный вопрос, — повторил генерал. — Скорее всего, сотрудничество будет сворачиваться. Конечно, в том случае, если злонамеренные действия против мирных граждан будут доказаны.
— Мы не ведем переговоров с террористами, — буркнул Харель. — Сразу нахрен, так надежнее.
— Нужны доказательства и показания, — мягко возразил Мещеряков. — А для этого нужно очень постараться и взять террористов живьем.
— Мы постараемся, — пообещала Голда Меир.
В разговоре возникла пауза, которую неожиданно заполнил переводчик:
— А вы знаете, господин генерал, что Ясира Арафата и Али Хасана Саламе, а также прочую палестинскую верхушку ООП недавно ограбили? Забрали всё, что нажито непосильным трудом. Между прочим, это очень небедные люди. Уж Ясир Арафат — точно. Все палестинцы платят ему особый налог «на борьбу». Арабы шлют деньги «на революцию». А прочие добрые люди, вроде коммунистов из ЦК КПСС, шлют помощь просто так. Арафат единолично распоряжается всеми палестинскими деньгами, реально чемоданами ворочает.
В голосе толстяка слышался трагизм — будто его лично лишили чемодана денег и баула ювелирных украшений.
— Нет сомнений, что в этой компании вредный толстяк отвечает за денежный вопрос. Такое впечатление, что этими деньгами он распорядился бы лучше, — подумал про себя Мещеряков. — Как это на Западе называют? Финансовый менеджер?
Однако вслух отвели коротко:
— Да, знаю.
— И что израильских коммунистов ограбили, знаете?
— Да.
— А еще говорят, будто египетских деятелей коснулось — Анвара Садата с его женой точно обнесли. Обобрали как липку, — толстяк продолжал нагнетать печаль, изображая сочувствие потерпевшим.
— Что-то такое слышал, —
Голда Меир снова не оборвала отсебятину переводчика. Более того, она добавила свои пять копеек:
— Говорят, потерпевшие жаловались в ЦК КПСС. Кто-то даже плакал.
— Наверно, — генерал пожал плечами. — Ну, ограбили. Подняли руку на чужое добро. Так бывает, к сожалению.
— Вы подтверждаете информацию?
— Я не состою в ЦК КПСС, — уклонился Мещеряков от прямого ответа. — И эти люди не являются моими подзащитными. В псалме 34 сказано: «Ты защищаешь слабых перед сильным, ты от грабителя спасаешь бедняка». Все, кого сейчас упомянули, люди не слабые и не бедные, в защите не нуждаются. И то, что с ними произошло — их личное дело. В конце концов, пусть жалуются местной полиции.
— Это ваша официальная позиция, господин генерал?— в голосе толстяка слышалось недоумение. — Или вы так считаете?
— Это моё личное мнение, — сказал Мещеряков. — В советской стране преступностью занимается милиция. Может быть, КГБ. А я работаю в военной разведке, у нас нет следственного комитета, знаете ли.
Здесь он немного лукавил. Грабежи коммунистов прокатились по всему миру грозной волной, и к расследованию подключились спецслужбы СССР. Не по своей воле, со Старой площади приказали. Международный отдел ЦК непрерывно требовал постромки рвать, но догнать. В смысле, «найти и обезвредить».
Дурацких приказов, подобных этому, за свою долгую службу он слышал немало. Поэтому не удивлялся и не ныл. Принял под козырек, спустил приказ ниже, на уровень замов, и занялся более важными делами. Если раньше у него не болела душа за кошельки коммунистов Новой Зеландии и Дании, то почему должна болеть за арабские деньги?
Чекисты тоже искали, только результат оказался нулевой. Неведомые злодеи следов не оставляли, при этом умело прятались от возмездия. «Слышу звон, да не знаю где он», ага. Звон стоит по всей ивановской, только звонари как в воду канули. Да и об чем здесь говорить? Секретное это дело, о котором распространяться не велено.
— У нас другие задачи, — добавил Мещеряков нейтральную фразу.
Иссер Харель остро глянул из-под бровей:
— Мы благодарны вам, господин генерал. Эта встреча оказалась весьма полезной, а информация крайне ценной. Только я не понял, что вы хотите за это?
Мещеряков усмехнулся. Он ждал этого вопроса не от Хареля, а от переводчика. В исполнении толстяка вопрос прозвучал бы по-одесски: «Перестаньте размазывать кашу, и скажите, что вы хочете». И тогда он смог бы ответить в подобном стиле: «Чтоб я неделю мочился в постель, если нас не волнует этих глупостей!».
Вслух генерал сказал просто:
— Каждый разведчик хочет завербовать другого разведчика, чтобы больше через него получить.
— Скажите, вы точно не еврей? — все-таки вылез толстяк. Вид у него был обалдевший.
Мещеряков снова пожал плечами, как это делают в Одессе:
— Хорошо, а что вы можете предложить?
Щекастый переводчик пригорюнился.
— Даже не знаю! Шекели вы не возьмете. Рублей у нас нет. Доллары вроде бы есть, но их тоже нет.
— Как это?
— Американцы дают доллары с хитрым условием, чтобы тратили мы их исключительно на товары Соединенных Штатов.