Седьмой сценарий. Часть 2. После «путча»
Шрифт:
А.К. — Но Президент Горбачев действительно мог серьезно заболеть. Согласно Конституции, его обязанности должен был бы выполнять вице-президент Янаев. И мы получили бы тот же самый ГКЧП, только законным путем.
С.К. — Эта власть продержалась бы месяца три, с катастрофическими для страны последствиями. Ведь власти-то. как таковой, не было. Настоящая власть — это власть идеи, действительно дошедшей до народного сердца, это власть морального авторитета, это власть серьезной социальной опоры, это власть смелых экономических решений.
А.К. — Скажите, пожалуйста, Сергей Ервандович, на какую социальную базу могло бы опереться правительство, способное провести чрезвычайное положение в жизнь?
С.К. — Сегодня — на очень широкую. В установлении порядка заинтересованы и рабочие, и крестьяне, и серьезные предприниматели.
А.К, — Почему же эти «широкие слои населения» никак не заявят, что они хотят чрезвычайного положения?
С.К. — Заявят, уверяю вас. Заявят, как только поймут, что ЧП — это не карикатурное катание на танках.
А.К. — Значит, августовский переворот не приняли потому, что катание на танках было карикатурным?
С.К. — Нет, просто людям плюнули в лицо. Гэкачеписты грубо лгали, раздавали бессмысленные наивные обещания, они, наконец, применили насилие. Кроме того, все это было антиконституционно.
А.К. — То есть вы предполагаете, что, если бы чрезвычайные меры исходили от законно избранного президента, народ встретил бы их с пониманием?
С.К. — Нет. Легитимности лидера для этого недостаточно. Законно избранный президент должен еще выдвинуть настоящую программу, он должен обладать достаточным авторитетом, за ним должна стоять политическая сила, имеющая большое влияние во всей стране.
А.К. — А если народ не хочет чрезвычайщины, если нет сегодня человека власти, который хотел бы и мог бы осуществить эти меры, то, получается, идеи чрезвычайного положения, разработанные вами, остаются сухой теорией?
С.К. — Разумеется. Пока что это чистая схоластика.
А.К. — Есть ли у нас в стране человек, способный провести чрезвычайные меры?
С.К. — Конечно, есть. Я думаю, это Ельцин. Именно он может осуществить на практике мои теоретические построения.
А.К. — Странно, насколько я знаю вашу политическую позицию, она ни в коей мере с Ельциным не связана. Или вы изменили свое мнение о нем?
С.К. — Мои политические взгляды остались прежними. Позиция Ельцина по-прежнему мне чужда. Но ведь сейчас речь идет о неизмеримо более важных вещах. Речь идет о судьбе государства и народа. Пока страна находится на краю пропасти, надо отбросить все идеологические распри. Если сегодня человек с крайне симпатичными мне коммунистическими взглядами будет разваливать страну, этот человек для меня — преступник. А тот, кто начнет реально собирать страну, тот для меня герой, вне зависимости от его убеждений.
А.К. — Но ведь страна, о которой вы говорите, уже развалилась. Существует определенное статус-кво. Мировое сообщество, в том
С.К. — С моей точки зрения, логика построения и развития этой страны были аномальны с самого начала, с 1917 года. А когда мы начали в последние годы разбираться с этой аномальной логикой, началась уже полная шизофрения. Скажите, каким международным легитимным актом будет конституирована новая реальность? А если эта реальность не будет правовым образом конституирована, нас ждут война и хаос.
А.К. — Она уже конституирована. Те государства, которые признали, например, Литву, являются в определенной степени гарантом ее независимости.
С.К. — Это очень слабая гарантия.
А.К. — Слабая, но гарантия. Вряд ли мы будем воевать со всей Европой.
С.К. — Да нет, это абсолютно не вопрос войны и мира. Это вопрос гражданской войны, гражданской стабильности, устойчивости, теперь уже геополитической. Придется восстанавливать геополитическое равновесие, и это будет очень сложно сделать.
А.К. — Ладно, вернемся к Президенту Ельцину. Вы считаете, что он мог бы ввести чрезвычайное положение, опираясь на свой авторитет. На какую идею он должен опираться?
С.К. — Только на одну: на идею спасения государства России.
А.К. — А как быть с Прибалтикой?
С.К. — Прибалтика теперь ни при чем.
А.К. — Значит, вы отказываетесь от чрезвычайного положения, опробованного в январе в Вильнюсе?
С.К. — Я написал большую статью под названием «Литовский синдром», где доказал, что все происшедшее в Вильнюсе — карикатура.
А.К. — Выходит, в бывшем Советском Союзе чрезвычайное положение уже не нужно?
С.К. — Нужно сначала ответить на вопрос: есть ли в Советском Союзе лидер, способный осуществить чрезвычайные меры? Такого лидера нет. СССР развалился, и нам придется иметь дело только с Россией.
А.К. — Но российский лидер Ельцин высказывается против таких мер. Кроме того, у него нет ни идеи, ни экономической программы на этот случай.
С.К. — Если лидер не будет считаться с реальностью, если он не увидит тех процессов, что идут в стране, он просто перестанет быть лидером. Лавры всенародного авторитета — не корона монарха. Ими может обладать лишь тот, кто владеет ситуацией.
А.К. — То есть либо Ельцин объективно поймет ситуацию и введет чрезвычайное положение, либо он объективно перестанет быть лидером?
С.К. — Либо он проявит гениальность, найдет такие ходы, которых не вижу я, и сумеет стабилизировать ситуацию. Дай ему Бог.
А.К. — Понятно. А как вы себе представляете механизм чрезвычайного положения во взаимоотношениях власти и народа? Попросту говоря, если я буду в условиях ЧП высказывать свое им недовольство, свое недовольство Президентом, что со мной сделают?