Седьмой Совершенный
Шрифт:
— Понятно, — сказал Имран, теряя интерес к разговору.
По его тону было ясно, что он ничего не понимает. Назар улыбнулся и переменил тему.
— Умереть хочешь? — спросил он.
Имран пожал плечами.
— Тебе не откажешь в благородстве, но твоя смерть не спасет этих людей, или тебе предложили умереть за них.
— Нет, мне не делали такого предложения.
— Тогда тем более странно. Не станешь же ты отрицать того, что явился причиной гибели большого количества людей, и при этом ты не чувствовал угрызений совести. А сейчас вдруг заартачился.
— Я воевал в первых рядах, — сказал Имран, — и
— Не кощунствуй, — сказал Назар, — над тобой было благоволенье. Но не покупаешь ты свою жизнь ценой жизни других людей, в этом я могу тебя уверить. И знаешь, что я тебе скажу, слишком ты щепетилен для избранного тобой дела. Взять, к примеру, нынешнего фатимидского халифа, того самого которого ты выпустил из тюрьмы в Сиджильмасе. Когда его жизни угрожала опасность, он бросал на произвол судьбы кого угодно от соратников до членов своей семьи и не мне рассказывать о том, что с ним стало.
Имран молчал.
— Но больше всего меня возмущает то, как быстро человек способен поменять свои устремления. Вот, казалось бы, не далее, как три месяца назад ты просил меня оказать содействие в обретении свободы.
— Правда, при этом я пальцем не пошевелил, чтобы тебе помочь, — оглядываясь куда-то назад и вверх, добавил Назар, — но дело не в этом. Я так зол, что готов даже ускорить твою смерть.
— Сделай одолжение, — попросил Имран.
— Ладно, забудем, — сказал Назар, — считай, что я этого не говорил.
— Послушай, — сказал Имран, — сделай мне еще одно одолжение.
— Нет, — наотрез отказался Назар.
— Передай Ахмад Баширу, Анне и моей жене, что я благодарю их за все, что они для меня сделали.
— Кажется, я сейчас заплачу, — сказал Назар и, достав откуда-то кусок белой ткани, стал сморкаться в него. Затем он аккуратно сложил платок и сказал:
— Я говорил в свое время, что право выбора погубит человечество, но разве кто-нибудь стал считаться с моим мнением. Изначально было принято решение наделить человека двумя инстинктами: Самосохранение и Воспроизведение. Но потом ему дали еще и право Выбора.
Назар поднялся.
— Эта наша последняя встреча, — сказал он, — желаю легкой смерти.
Имран поднял в знак приветствия руку:
— Идущие на смерть приветствуют тебя, — вдруг произнес он.
— Откуда ты это знаешь? — удивился Назар.
— Вдруг пришло на ум, — ответил Имран, — прощай, до встречи на небесах.
— Это остроумно, — заметил Назар и исчез.
— Пойду пройдусь, — сказал Ахмад Башир.
Он поднялся, поправил зеленую чалму, халат и, улыбнувшись присутствующим, вышел из дома.
От кислого вина Ибн Лайса у него началась изжога, и он направился на набережную, глотнуть свежего воздуха и хорошего вина. До наступления темноты он бродил вдоль реки, отмахиваясь от предложений лодочников, типа: «не хочет ли господин совершить прогулку» Ахмад Башир не хотел речных прогулок помня ту, едва не стоившую ему жизни. Об отказе Имрана выйти на свободу Ахмад Башир узнал от человека открывшего двери его камеры. «Господин Мунис отпускает тебя, помалкивай об этом и молись, о его благополучии. И чтобы к завтрашнему вечеру тебя в Багдаде не было, еще раз попадешь, пощады не жди». «А мой друг?» — спросил Ахмад Башир. «Твой друг отказался
Ахмад Башир поморщился от приступа изжоги и зашел в ближайшее питейное заведение, заказал маленький кувшин вина, воды, овечьего сыра и сел недалеко от входа.
Через некоторое время он заметил, что многие косятся на него. Думая о причинах внимания к своей персоне, он опорожнил кувшин и, подозвав слугу, велел принести новый. Когда подавальщик исполнил приказание, Ахмад Башир удерживая его за локоть, спросил: «Приятель, почему все смотрят на меня, может одежда не в порядке?» «Одежда в порядке, — почтительно сказал подавальщик, — но она не для нашего заведения». «Что ты имеешь в виду?» «Паломники, о, ходжа, у нас редкие гости. Можно сказать вы первый». «А», — облегченно сказал Ахмад Башир. Он снял с головы зеленую чалму, отличие человека совершившего хадж к святым местам и сунул за пазуху. В помещении естественно, сразу стало светлее. (Автор шутит). Допив второй кувшин, Ахмад Башир вспомнил, что у него нет денег. Обнаружив это, Ахмад Башир засмеялся. Как быстро привыкаешь к хорошему. Пойти в кабак, не проверив, есть ли у тебя деньги. Начальник Мединской тюрьмы не вернул ему конечно деньги, только потому, надеялся Ахмад Башир, что у него не было возможности. Словно почувствовав неладное, к нему подошел подавальщик и спросил: «Не желает ли господин еще чего-нибудь? Нет, тогда не будет ли господин так добр рассчитаться». Ахмад Башир долго шарил по своему необъятному халату и даже снял сапоги в надежде обнаружить завалявшуюся монету.
Из сапога медленно выпали клочки бумаги. Это были остатки денежного обязательства, выданного ему сицилийским компаньоном, по которому можно было получить деньги у одного багдадского финансиста, иудея, Иосифа бен Пинхуса. Ахмад Башир взял письмо с собой в дорогу на всякий случай, который сейчас наступил. Но ввиду позднего времени, сделать это было невозможно, рынок, на котором находилась меняльная лавка, был уже закрыт. Можно было конечно послать кого-нибудь за деньгами к отцу Анны, но Ахмад Башир счел это неудобным.
Слуга всем своим видом выражал нетерпение.
— Послушай, — понизив голос, сказал Ахмад Башир, — можно я завтра деньги занесу, запиши на мой счет.
— Я надеюсь, господин шутит? — ледяным тоном произнес подавальщик.
— Нисколько, — уверил его Ахмад Башир, — я здесь частый гость, надо оказывать доверие постоянным клиентам.
— Я тебя вижу впервые, — сказал подавальщик.
— Меня давно не было.
— И где же ты был?
— В тюрьме, — честно признался Ахмад Башир, — сегодня выпустили, деньги у меня есть, но я не успел получить их у поверенного.
Теряя терпение, слуга пригрозил.
— Плати или я зову хозяина.
— Тогда лучше хозяйку, — предложил Ахмад Башир.
Подавальщик полный негодования, сделал кому-то знак. Ахмад Башир оглянулся и увидел двух дюжих негров пробиравшихся к его столику, лица их не предвещали ничего хорошего.
— Ну, хорошо, — сказал Ахмад Башир, — сколько говоришь я должен?
— Два дирхема, — сказал подавальщик.
— Почему так дорого, — возмутился Ахмад Башир, — кувшин вина везде стоит полдирхема.