Седьмой свиток
Шрифт:
— Говард Картер копал в Фивах десять лет, пока нашел могилу Тутанхамона, — ядовито заметил Нахут Гуддаби.
— Надеюсь, так много времени это не займет, — холодно проговорил фон Шиллер. — А если займет, то вряд ли вы и дальше будете участвовать в поисках. Что касается моих планов, то меня ждет серия важных переговоров здесь, в Германии. И также годовой совет директоров, который я никак не могу пропустить.
— Значит, вы вообще не вернетесь в Эфиопию? — спросил египтянин, оживившись при мысли о том, что хотя бы на время укроется от давления немца.
— Приеду, как только произойдет что-нибудь
— Как насчет стелы? Мне следует…
— Вы продолжите работать над переводом, — опередил его возражения фон Шиллер. — Возьмете с собой в Эфиопию комплект фотографий и работайте. Я буду ждать ваших отчетов по спутниковой связи по крайней мере раз в неделю.
— Когда мне вылетать?
— Немедленно. Сегодня, если это возможно. Поговорите с фрейлейн Кемпер. Она все организует.
В первый раз за время беседы Нахут выглядел довольным.
«Толстая Долли» неуклонно летела на юго-восток, и скуку полета не оживляли никакие события. На рассвете они пересекли берег Африки, одинокий пустынный пляж, специально избранный Джанни. Над сушей лететь оказалось не веселее, чем над океаном. Коричневая и безликая пустыня бесконечно тянулась вдаль, куда ни бросишь взор.
Время от времени Джанни общался с башнями радиоконтроля, но до них доносилась только половина разговоров, так что невозможно было уловить ни название аэропорта, ни даже страну. Иногда Баденхорст переходил на арабский. Ройан удивилась, насколько свободно он говорит на этом языке. Однако для южноафриканца гортанные звуки арабской речи оказались вполне привычны, и ему даже удавалось изображать различные акценты, ложью прокладывая путь через пустыню.
Первые несколько часов Сапер сидел, склонившись над чертежами дамбы. Потом, не в силах продолжать, пока нет точных измерений местности, он вытянулся на кровати с романом в мягкой обложке. Несчастному автору тоже не удалось долго удерживать внимание Уэбба. Открытая книга лежала у него на лице, и страницы приподнимались всякий раз, как он издавал оглушительный храп.
Николас и Ройан пристроились у нее на койке, поставив между собой шахматную доску, пока не проголодались и не отправились на импровизированную кухню. Здесь Ройан приняла на себя роль резчика хлеба и кофевара, а Николас продемонстрировал свое искусство в изготовлении дагвудских сандвичей. Они угостили и Джанни с Фредом, которые съели сандвичи прямо в кабине, не вылезая из пилотских кресел.
— Мы все еще над Египтом? — спросила Ройан. Джанни с набитым ртом указал на пустыню под левым крылом «Толстой Долли».
— В пятидесяти морских милях находится Халфия. Там убили моего отца в 1943-м. Он служил в Шестой южноафриканской дивизии. Это место звали Адский огонь. — Баденхорст откусил еще огромный кусок сандвича. — Я не знал его. Однажды мы с Фредом приземлились здесь. Пытались найти его могилу. Но это огромная земля. Могил полно. И очень немногие подписаны.
Некоторое время все молчали, каждый думал о своем. Отец Николаса тоже сражался в пустыне против армии Роммеля. Ему повезло больше, чем отцу Джанни.
Англичанин бросил взгляд на Ройан. Она смотрела вниз, на свою родину, и ее взгляд сиял настоящей страстью,
Казалось, Ройан не замечает его испытующего взгляда. Она полностью погрузилась в себя. Ему стало интересно, что за таинственные мысли кроются в ее голове. Харпер вспомнил, как по возвращении в Англию она воспользовалась первой же возможностью улизнуть в Каир, и снова ему стало не по себе. Интересно, подумал Николас, не могут ли эти другие, неведомые привязанности перевесить ее преданность их общему делу? Неожиданно англичанин осознал, что знаком с Ройан всего лишь несколько недель и, несмотря на сильное влечение, ничего толком о ней не знает.
В этот момент Ройан подняла голову и быстро посмотрела на Харпера. Сидя у одного и того же окна, они оказались на расстоянии не многим больше фута друг от друга. Николас на доли мгновения заметил в ее глазах темные тени вины или другого чувства, что нисколько не усыпило его подозрения.
Ройан повернулась к Джанни, заглянув ему через плечо, и спросила:
— Когда мы будет перелетать Нил?
— По другую сторону границы. Суданское правительство сосредоточило все внимание на юге, где разразилось восстание, а на севере есть довольно заброшенные участки реки. Скоро мы резко снизимся, чтобы поднырнуть под лучи радаров суданских станций возле Хартума. Проскользнем в одну из таких щелок.
Джанни поднял с колен авиационную карту на дощечке и показал Ройан толстым коротким пальцем предполагаемый маршрут, нарисованный синим восковым карандашом.
— «Толстая Долли» так часто летала здесь, что могла бы проделать путь без моей руки на штурвале. Верно, старушка? — Он любовно погладил панель управления.
Через два часа, когда Николас и Ройан снова вернулись к шахматной доске в основном отсеке, Джанни объявил по системе внутреннего оповещения:
— Так, ребята. Без паники. Сейчас мы потеряем немного высоты. Идите вперед и наслаждайтесь зрелищем.
Пристегнувшись к откидным сиденьям кабины, пассажиры наблюдали отличный пример полета на сверхмалой высоте. Спуск был таким быстрым, что Ройан показалось, будто они падают с неба, а ее желудок остался где-то на высоте тридцати тысяч футов. Фред выровнял «Толстую Долли» в считанных футах от поверхности пустыни, так низко, что полет скорее напоминал поездку в сверхскоростном автобусе. Над каждой неровностью рыжевато-коричневого, выжженного солнцем ландшафта пустыни он мягко приподнимал ее, пропуская черные каменные глыбы или поднимаясь на крыло, чтобы облететь бархан.
— Пересекаем Нил через семь с половиной минут. — Джанни ткнул в секундомер, прикрепленный к штурвалу. — И если мы еще не заблудились, к чертовой бабушке, то в точности под нами будет остров в форме акулы.
Когда стрелка секундомера дошла до отметки, под ними пронеслась широкая сверкающая лента реки. Ройан заметила, как мелькнул зеленый островок с несколькими домиками, крытыми тростником, и дюжина лодок-долбленок на узком берегу.
— Что ж, старик не потерял хватки, — заметил Фред. — Сможет пролететь еще несколько тысяч миль, прежде чем мы сдадим его в утиль.