Седьмой удар
Шрифт:
— … в рамках, конечно, возможного. С твоей стороны.
Ян продолжал изображать из себя само смирение.
Лёгкая улыбка мелькнула на губах Альбрехта:
— И я вправе ожидать от тебя хот какую-то отдачу моим трудам. Например, не попадаться на глаза отцу настоятелю, когда прогуливаешь утреню, впав в грех ублажения плоти путём долгого лежания в постели.
— А могу ли я вдобавок впасть и в грех праздного любопытства, учитель? — не меняя скромно-покаянного вида, спросил Ян.
— Опять?
— Что
— Плут, — воскликнул Альбрехт, — ты ведь только что подслушивал наш разговор с отцом настоятелем!
— Но я не понял, о чём шла речь!
Ян решил, что, пожалуй, хватит валять дурака, изображая покорное смирение — собственно, он и не рассчитывал провести брата Альбрехта, просто стремился сгладить его возможный гнев.
Альбрехт, уже открыто, рассмеялся:
— Собирайся. Мы едем разбираться в истории некоей Марии, которую односельчане обвинили в ведовстве.
— Едем завтра, как я понимаю? — обрадовано воскликнул Ян.
Он уже представил себе открытое небо, леса и поля, полные света и вольного ветра. Поменять на это спёртый воздух монастыря, да ещё быть вместе с Альбрехтом в его поездке, одной из тех, которые принесли ему известность далеко за пределами родного монастыря, и, которая обещает приключение, вполне возможно — опасное приключение, как было тогда, не к ночи будь помянуто, с братом Иоанном, упокой Господь его душу, да пребудет она в мире…
Ян, на мгновение помрачнев, перекрестился.
— Наконец-то!
— Да, — Альбрехт тоже помрачнел, — отец настоятель считает, что эта история, а сверх того — богатый архив пана Ровбы развлечёт меня…
Он сделал несколько шагов, оставшихся до его кельи, открыл её дверь и вошёл внутрь. Не заметив разительной перемены, произошедшей с его учеником.
— Пана Ровбы? — переспросил Ян, после минутной паузы, за время которой радость на его лице сменилась бледностью, а глаза расширились и застыли в таком состоянии, словно вознамерились вылези из своих орбит. — Мы едем в фольварк пана Ровбы?
Но дверь за братом Альбрехтом уже закрылась, и некому было увидеть странную метаморфозу, произошедшую с молодым монахом, вызванную известием о цели предстоявшей поездки.
На следующий день до рассвета — в костёле только начали приготовления к утрени — Альбрехт и Ян покинули монастырь.
Город ещё спал, улицы были тихи, а окна домов — тёмны. А за городом их встретил тоже ещё не проснувшийся лес. Но справа за большим полем, на востоке, появилась у самого горизонта светлая полоска.
Сначала поодиночке, но быстро сливаясь в гомонящий хор, запели птицы. Ночь неумолимо
И, наконец, светлая полоска на горизонте расширилась, одновременно всё больше светлея, настолько, что в её середине, ставшей нестерпимо яркой — выглянул верхний край солнца. Настало утро.
Монахи шли споро и лишь когда тени стали почти вертикальными, остановились отдохнуть, раскрыв прихваченную Яном на монастырской кухне нехитрую походную снедь.
Альбрехт задумчиво посмотрел на своего спутника.
— До фольварка пана Ровбы мы доберёмся к завтрашнему вечеру, — сказал он.
Ян ничего не ответил. Он отрешённо глядел на придорожный дуб, шелестевший листвой под лёгким ветерком, и не заметил пристального взгляда, устремлённого на него братом Альбрехтом.
После обеда, отдохнув с полчаса, монахи продолжили свой путь.
Со временем тени стали заметно удлиняться, воздух приобрёл особую умиротворённую прозрачность и тихость, характерную для ясного летнего вечера.
Солнца уже не было видно, а вдали среди стволов деревьев стало темнеть.
Ян тревожно оглянулся. Всё это время они шли густым лесом. С темнотой здесь становились небезопасно.
— Не волнуйся, — подал голос Альбрехт, — скоро будет корчма. Там переночуем.
Альбрехт добрую половину Великого Княжество исходил вдоль и поперёк, знал чуть ли не каждый поворот не только магистральных шляхов, но и полузаросших тропинок, ведущих к заброшенным и обезлюдевшим местам.
Поэтому Ян как должное воспринял появившееся вскоре перед ними на лесной развилке приземистое здание.
В корчме было пусто, и корчмарь обрадовался постояльцам.
За грубо отёсанным столом на первом этаже они получили ужин (Альбрехт намеренно вытряс из кошеля всю взятую им в дорогу немногочисленную наличность, чтобы было видно, что поживиться у них особо нечем — в корчме они одни, места глухие, так что нелишняя предосторожность), а комната на втором — под высокой крышей — этаже была предоставлена им для ночлега.
Альбрехт быстро затих, ритмично посапывая, а Ян всё ворочался. Лунный свет, падая через окошко на пол, высветлял на нём проекцию оконной рамы: чёрный крест в слегка наклонённом квадрате.
Ян отвернулся к стене и закрыл глаза, рассчитывая, что усталость после дневного перехода всё-таки возьмёт своё.
Мысленно он вернулся к происшедшим событиям.
Звук колокола, он спешит по коридору монастыря…
Звук колокола.
Это было так недавно.
И — давно.
Звук колокола.
«Ну, — чуть слышно прошептала она, — что же ты? Смелее».
Он не знал что делать.
Она тут же всё поняла и с лёгким вздохом привлекла его к себе.
«Какой ты горячий».