Седовая падь
Шрифт:
Парень спокойно влез на верхние нары и лег, сделав облегченный выдох. Следом, сброшенные недоброжелателем, на пол слетели и не досушенные портянки Сивого.
Петр, как и прочие сокамерники, пугливо таращил глаза, понимая, что отныне власть переменится. Однако в душе его сидела другая, досадливая мысль: «Зря ты так, парень. Хоть ловок, да силен, но видно глуп по молодости. От этих тварей одной силой не отделаешься».
– Ну чего зенки пялите, слизня позорная, – скомандовал, скоро очнувшийся, Сивый.
– Моргун подыхает!
Уложив бессознательного пахана на тихое ложе, Сивый вышел на середину, притопнул раза два, вертя вихлявой шеей из стороны, в сторону, словно ища поддержки. Достал пику. Без нее ему было не по домашнему, уж больно свыклись они за долгие годы скитаний, а на тюрьме и вовсе не привычно; вроде третьей руки она. Порой и мозгов не надо; сама все решит, рассудит, да по местам расставит. Одно только – хозяин ей нужен такой же преданный, с фантазией, да выдумкой, иначе оба заскучают…
Подсвистывая, Сивый двинул к своему месту.
– Ой воля, волюшка… Славна долюшка… потрепалась вот только душа… – пропел Сивый. Откинулся на нары и утих.
– Вот и на вас нашлась управа, по жируете теперь, – прошептал себе под нос, обрадованный случившимся Петр. Однако жалел мальца. Хотя кто знает, каким дегтем его душа мазана…
Уже давненько не дымила тюремная котельная труба. С весны, как потеплело, удумало начальство за счет своих дешевых кадров, износившуюся донельзя кочегарку за летний период подлатать, да к осени вновь в работу пустить. Больно уж жалоб много. И мылись в холодной воде, и стирались кто где мог, и кипятили воду, порой, не там и не для того. В камерах страшный холод, да плесень от сырости пошла. Не прогреваются помещения; даже в сушилке, где последнее время принялись печь дровами топить, за ночь одна прель от портянок, да белья – гниль без просыха.
Раньше на месте лагеря мыловаренное предприятие стояло, а как захирело дело, так сюда и арестантов понагнали, лагерь сделали. Дышала кочегарка сколько могла, а тут вот видно и совсем пар выпустила. Благо карьер рядом – торфяник. Так вот и сырье иногда подбрасывали. Все дрова, на долгую зиму, не запасать.
Мало по малу, интересуясь, начальник лагеря стал подходящих ему людей отбирать, для ремонта котельной и починки гнилой теплотрассы. Нужда была в каменщиках, сварщиках, да и бетон класть желающих не находилось.
Однако принудительная работа не возбранялась и артель набралась быстро. Почти сразу бригадир нашелся; тот самый из новеньких, знать с «Кумом» в ладах был – человек загадка. Туда же и Моргун с приятелем попали. По профессии «Пахан», хоть и был вором, но сварочное дело знал. Об этих фактах его пестрой биографии на зоне знал любой. Обойти в этом, новом деле стороной Сивого, было бы глупо. Моргун без него – никуда, ведь сварщику всегда помощник требуется. А вот Петр Чиников в бригаду не попал, хотя страсть как на воздух рвался, до ужаса надоело в кислых подвалах
Давно Моргун планы вынашивал, однако мыслями своими ни с кем не делился. В последние дни даже Сивый приметил: «Уж больно дружок задумчив, да молчалив стал; не приболел ли?..» – терзался угодливо приятель.
Моргун не болел, но душа ныла, ища выход. И вот, когда бригада уже вела работы «на воздухе», как принято было говорить среди арестантов, Моргун вдруг словно воспрянул духом; посвежел, повеселел, злая ухмылка сменилась ясной и осмысленной целеустремленностью. Улучив удобный момент, он выдернул Сивого на разговор.
– Слушай сюда. Только тебе, ясно! Болтать будешь – язык подрежу, – Моргун стал сразу суровым, ухмылки как не бывало.
– Чего тебе? – Сивый тут же напрягся.
– Удумал я как отсюда свалить.
– Как это свалить? – хмыкнул приятель. – Тут махом крылья подрежут.
– Потом скажу, а сейчас запомни; ни одна падла не должна про это знать. Ты да я, иначе тянуть по полной. Я сразу приметил, когда Петра в бригаду не включили. Смекаешь, должно воля скоро, иначе бы впрягли. Вечером поговорим с ним плотно. План у меня намази имеется, фраерок бы только не соскочил…
Напоминание Моргуна об освобождении вновь вернуло Петра к воспоминаниям. За двадцать лет отсидки, что тогда уже были за его плечами, он пережил многое; и на пике сидел, жгли да травили его, до синя разрисовали сокамерники. Однажды, при побеге, чуть было волки не сожрали. На севере то было, в Кучумской долине – тайга, гнус, да сопки одна за другой. Ничего, уцелел. Словом испятнала его жизнь, притомила. А здесь вот еще и эта парочка заявилась, давай предъяву за бывшего пахана гнать.
«Конечно, этих двух он может с дороги убрать; оставить догнивать на параше. Не вязаться с ними, – соображал Петр, – тем временем и самому убраться куда подальше. Только вот проблема – достанут, руки у них длинные. Такие всегда находят, если захотят. А желания добраться до меня у них прибавилось. И чего я дурак во сне разболтался… – вспоминал Петр, – эту падаль на хвост себе, сам же и посадил, такое разболтать, вот уж угораздило! Издевались, сволочи, дознаваясь, а что делать; не подыхать же…» – скрипел зубами Петр.
Согласился он тогда, под пытками, указать место, где сейф упрятан. Что с обещания возьмешь? – рассудил он невольно. Для него важно время тянуть, да лучше обдумать; как дружков-сокамерников вокруг пальца обвести… Свобода вот-вот, а тут такое…
Подельники, по добру сговорились, передать с Петром на волю подробную карту и план организации побега. А с воли, там уж Аким поможет, дружок и подельник Моргуна. Оставили Петра до поры в покое. Уступил тот, согласившись лишь вынести план и передать его, а если все дело выгорит, то встретиться к сроку в условленном месте. С тем и разошлись.