Седовая падь
Шрифт:
Некоторое время Терентий не двигался, в нем словно множилась, роилась злость на неприятеля, столь больно ужалившего его.
– Ох и гнида же ты, Пантелей, – только и сумел выдавить из себя Терентий, наповал сраженный напастью.
Долго сидел он еще в раздумьях на том замшелом пне, слепо глядя в даль лесную, мимо Пантелея, словно не замечал его присутствия, словно не стало от ныне существовать для него земляка. Одна лишь злость и желание взвыть переполняли и больно ели душу: «Только вот незадача, – вертелась беспокойная мысль, – Коли эта вражина командиру донесет – быть беде…»
Страшно хотелось пить. Шевельнув наконец несколько
– Хорошо, Пантюша, коли так, будь в доле. Об одном прошу – язык не распускай, не то обоим худо будет. Я ведь хоть и случайно в этой игре, но все одно – козырная карта… А за добро, добром платить надо – это ты правильно заметил.
На том и порешили тогда земляки. Коли живы будут, обоюдную свою тайну хранить станут, а коли нет, каждый при своем останется. Как-то на привале, у Терентия с Пантелеем вновь о тайном разговор вышел.
– Ты знаешь, – обратился Терентий, – коли уж мы вместе, то и думать давай сообща будем. Может что доброе на ум придет, сгодится после.
Пантелей прислушался.
– А что тебя так тревожит? Сейчас главное домой живыми воротиться, с войной покончить… А там и соображать начнем.
Немного помолчав, Терентий продолжил:
– Да я все о сейфе размышляю, что на бричке той был.
– А что вообще на подводе той хранилось? Расскажи, не таись теперь то…
– Да в том- то и дело, что кроме этой кубышки и ничего. Только вот больно тяжелая, зараза. Да и заперта, к тому же, так, что и не подобраться. Это, я тебе скажу, не простая шкатулка. Старинная работа, мастерски сделана; тут подход и понимание проявить нужно.
Пантелей слушал внимательно. Впервые, за все время их совместной службы, товарищ его вдруг так разговорился.
– Спросить тебя хотел, – продолжил Терентий.
– Слышал ли ты что- нибудь о ключе к этой штуковине? Без него, чует мое сердце, ее не взять, хитра уж больно. Может догадки имеешь, у кого он мог храниться. Ведь без ключа – это загадка. Понимаешь? И не ты, ни я, разгадки не знаем. Сдается мне, что нужный ключ, должен был у атамана Войтовича храниться. Где еще, как не у него? Отряд охранял обоз – это факт. Откуда этот сейф взялся, нам не ведомо, да лучше и не знать. За ним охота идет, сам видишь, что Красные им уже интересуются. Тайну хранить надо – иначе просто конец нам; дознаются, а после уберут и всего делов…
Пантелей, в душе, во всем соглашался с Терентием, но своего, вдруг возникшего соображения относительно ключа от сейфа, ему не высказал. Решил повременить, с собственными мыслями разобраться…
– Тут надо подумать, как на ключ выйти – только и ответил Пантелей.
– Поговорим еще об этом, сейчас не время, да и пора уже. Видишь бойцы двинулись…
В продолжении всего следования, до очередного привала, с предстоящим ночлегом, Пантелей думал о ключе: «Если предположить, что Терентий прав, – размышлял он, – и ключ действительно мог храниться у атамана, то интересный факт получается». То, что земляк бежал во время боя, улучив удобный момент и совершенно не задумываясь над тем, как откроет сейф – понятно. Важнее тогда было им владеть, а остальное приложится… Только вот командующего убили при перестрелке, – Пантелей хорошо это знал. Знал и то, что обыскивать убитых не стали, посчитали что не к чему.
Место захоронения белого атамана, ему было хорошо известно, потому как сам в том захоронении участвовал; откомандировали на такую работу. Кто по полянам убитых собирал, а кто их хоронил…
После, вечером, когда часть бойцов устраивалась в брошенных бараках на ночлег, Пантелей решился, все же, высказать Терентию свои предположения по поводу ключа. Мало ли, что он может задумать, волновался земляк. Уж больно Тереха был расстроен после последней беседы. Всего от этого пройдохи ожидать можно, а вот ежели соображения свои выскажу, не факт ведь, но думаю заинтересоваться может – для дела это лучше. Ведь важно одно; главный козырь в руках Терентия и где упрятана подвода – знает только он, а без сейфа ключ, так – безделушка.
Терентий заинтересовался фактом захоронения белого атамана. Посчитал что, пожалуй там и нужно будет искать… На том и разошлись, что воду в ступе толочь, каждому было о чем подумать.
Всю долгую, мучительную ночь, Терентий не сомкнул глаз: не спалось и все тут. Какой там сон, коли за глотку ровно клешнями взяли. На зубах – скрип один, а в голову мысли разные лезут; спорят, советуют наперебой. Только вот душа не принимает; не то все, не к месту, не ко времени… Хотя время то и не ждало: «Кто его знает, земляка, лешего этого, у него сегодня одно на уме, а завтра; пойди, спроси? – думалось среди ночи, – На кой он мне дался; возьмет да настучит командиру, тогда уж точно не пожалеют – в расход пустят. Зараз бежать бы из отряда, да только вот скрываться где-то надо. Домой, само собой, не явишься – врагом сочтут. Итог один – опять же расстрела не миновать. Патронами бы запастись, да в тайгу. Отсидеться, сейф разломить, и уехать куда подальше. Только вот от хозяйства, от земли, куда тронешься?..
Жена она что, не велика птица, а вот земля – это тебе совсем другое дело, за нее и воевали. Получить бы надел, да жить себе; навоевались уж. Только вот Пантелей, сволочь, не даст. Этого близко подпускать никак нельзя. Ишь лапу когтистую запустил. О ключе рассуждает… Я и без него добро открою. Главное кубышка у меня и никто к ней дорогу не знает. Ежели убегу, то и делиться не надо…»
Перевалился грузно Терентий с боку набок, заскрипел гнилыми нарами. Светало. Сквозь все более голубеющий проем небольшого окна, проглянула близость слабо-уловимого, едва сочившегося утра.
Родилась мысль – новая, страшная. Она, что неотвязная, неотступная зубная боль, давила камнем сердце, рвала грудь. Душа ныла, изнемогая под тяжестью неразрешимой проблемы: «Да, – уж под утро понял Терентий, – лишь убрав с дороги камень, можно продолжить путь.»
Он догадывался, был просто уверен, что устранив Пантелея, он не лишится ниточки связывающей его с ключом от сейфа. И в случае, если злосчастный ящик все же не поддастся его воле, то известно где можно попытаться найти ключ.
Как назло, Пантелей, последнее время, вел себя подозрительно и странно. Стал вдруг сторониться товарища, часто его можно было видеть в кругу лиц приближенных к командиру отряда. Это беспокоило Терентия еще больше: «В активисты рвется, шкура продажная, землячок…» А значит перспектива у его сейфа вырисовывалась однозначно – стать народным достоянием. С этим Терентий никогда не смирится… Так он тогда и поступил.