Сегодня и завтра

Панаев Иван Иванович

Потомъ немного задумалась, потомъ вдругъ, вроятно изъ любопытства (это было очень естественно), указавъ глазами на молодого человка, она спросила у стоявшаго возл ся стула камеръ-юнкера ***: — кто это такой?

Камеръ-юнкеръ оглядлъ молодого человка въ лорнетъ съ ногъ до головы, однако безъ малйшаго любопытства, очень равнодушно, очень свысока.

— Я вижу этого человка первый разъ въ жизни, — сказалъ онъ, еще разъ съ такою же важностью посмотрвъ на него… — Я не знаю, что это такое.

Во взор камеръ-юнкера было ужасно какъ много недоступности. Казалось, онъ считалъ себя лицомъ чрезвычайно замчательнымъ, и глазъ наблюдательный

могъ бы замтить, какъ изрдка, правда, украдкою, этотъ камеръ-юнкеръ поглядывалъ съ самодовольствіемъ на пуговицы своего вицъ-мундира. Видно было, что онъ только дней за десять передъ этимъ былъ пожалованъ въ камеръ-юнкеры.

Молодой человкъ, привлекшій на себя вниманіе княжны и десятидневнаго камеръ-юнкера, былъ тотъ самый, который съ такимъ безумнымъ, юношескимъ восторгомъ созерцалъ княжну на Елагиномъ и котораго потомъ судьба нечаянно завлекла къ подъзду дома князя В* на Англійской набережной.

Этотъ молодой человкъ впервые попалъ въ гостиную высшаго круга, о которой онъ только мечталъ до сихъ поръ. И какъ далека была его мечта отъ существенности! Съ какимъ нетерпніемъ ожидалъ онъ минуты, когда его представятъ въ домъ С*! И вотъ эта минута настала, имя его произнесено — и его встртило безпривтливое, едва замтное наклоненіе головы. Онъ съ застнчивостью отошелъ въ сторону и задумался: "что же? можетъ быть всхъ такъ принимаютъ въ этомъ кругу!" Онъ робко вошелъ въ гостиную; сердце его билось; онъ осмотрлся кругомъ: ни одного знакомаго лица. Ему что-то было неловко, онъ чувствовалъ самъ себя страннымъ — и отъ этого сдлался еще робче. Гостиная была полна блистательными дамами и роскошными цвтами, огромными зеркалами и бронзою, и эти дамы, и эти цвты, и эта бронза такъ плнительно отражались въ зеркалахъ! Около дамъ красиво блистали эполеты, красиво мелькали блые султаны съ длинными, опущенными къ паркету перьями. О, ужъ мн эти блые султаны!..

Вдругъ возл молодого человка очутилось знакомое ему лицо. Онъ такъ обрадовался. Это былъ юноша лтъ 23, ни пропускавшій ни одного вечера, ни одного бала, ни одного спектакля, "цвтущій юноша", который проводилъ половину дня въ карет, половнну въ гостиныхъ, который слылъ за большого умника, говорилъ о чемъ вамъ угодно, и всегда съ тономъ увренности: о Моцарт и Донъ-Карлос, о ІІІатобріан и Карл X, о Пушкин и Махмуд,— который не шутя причислялъ себя къ Карлистамъ, несмтря на то, что былъ безъ всякой примси русскій, — который ршалъ политическія дла Европы съ такою легкостью и дальновидностью, что самъ Меттернихъ позавидовалъ бы ему, — который… и проч. и проч., дло не въ томъ: и сказалъ, что молодой человкъ очень обрадовался, увидвъ его, и думалъинайти въ немъ для себя точку опоры; а ему, бдному, нужна была опора, ему, одинокому, робкому, смиренно прислонившемуся къ шелковымъ обоямъ…

И онъ съ простодушною улыбкою, съ радостью, которую не умлъ скрытъ, схватилъ руку этого юноши, сжатую желтой лайковой перчаткой… Тотъ немного поворотилъ голову и очень серьезно, очень холодно прошепталъ: "А, это вы, мсьё Кремнинъ!" и очень осторожно высвободилъ свою руку, сжатую слишкомъ неаристократически; потомъ мелькнулъ, исчезъ, снова появился въ кругу дамъ, граціозно раскланялся, небрежно заговорилъ съ ними и въ это время невнимательно окидывалъ взоромъ гостиную.

Молодой человкъ опять остался одинъ. Онъ почувствовалъ тягость на сердц…

Но вотъ въ дверяхъ гостиной показался пожилой человкъ съ важнымъ видомъ и со звздой на черномъ фрак; за нимъ двушка вся въ бломъ — и возл нея кавалергардъ.

— Какъ хороша княжна В*! — сказалъ кто-то у самаго уха Креницина.

У

него замеръ духъ… Передъ нимъ мелькнула княжна. Да, она; Боже мой! въ самомъ дл какъ хороша!

Онъ первый разъ увидлъ ея станъ, ея очаровательную походку, величавость, окружавшую ее. Онъ внезапно почувствовалъ, какую преграду поставило общество между имъ и ею — и ему стало горько, горько… Она такъ недоступна, и ему, съ его боязливостью, съ его несвтскостью, ему, который впервые попалъ въ такую блестящую гостиную, стать рядомъ, осмлиться заговорить съ княжной? И о чемъ ему заговорить съ ней? Вдь между ними нтъ ничего общаго: онъ не знаетъ стихій этого круга, онъ случайно занесенъ въ этотъ кругъ… Онъ думалъ, думалъ — и все смотрлъ на княжну. Въ эту-то минуту княжна, нечаянно обернувшись, взглянула на него.

И онъ видлъ, какъ она спросила что-то у стоявшаго возл нея камеръ-юнкера, видлъ, съ какимъ пренебреженіемъ этотъ господинъ измрялъ его… Онъ все видлъ…

Тяжело было на сердд молодого человка, когда онъ возвратился домой съ этого музыкальнаго вечера. Ему мерещился то гордый, презрительный взоръ, брошенный на него десятидневнымъ камеръ-юнкеромъ, то равнодушный, невнимательный пріемъ хозяйки дома… Передъ нимъ безпрестанно являлась она. О, для чего похалъ онъ на этотъ музыкальный вечеръ! Какъ мучительно страдало его самолюбіе, какъ ныло его сердце! И глаза молодого человка помутились слезою. Мучительная, жестокая боль выжала эту слезу, и слеза медленно скатилась по его щек. Горячая слеза: это была слеза мужчины! И, право, одна эта слеза стоила моря дтскихъ и женскихъ слезъ.

"Но къ чему поведетъ эта любовь, любовь безъ взаимности, безъ участія? не смшна ли такая любовь? И дойдетъ ли до нея когда-нибудь страдальческій голосъ этой любви? И если дойдетъ, кто знаетъ: можетъ быть она, блистательная княжна, сдлаетъ гордую гримаску, разсмется на эту жалкую любовь, можетъ быть она будетъ разсказывать объ ней жениху своему — и тотъ встртитъ меня или злой насмшкой, или равнодушнымъ презрніемъ?"

Въ эту минуту онъ не хотлъ боле возвращаться въ общество, которое только наканун увидлъ впервые. Не быть въ этомъ обществ, бжать прочь отъ него? Да гд же онъ увидитъ ее? Гд будетъ любоваться ею? И онъ готовъ былъ снова хоть сейчасъ, съ сердцемъ, трепещущимъ отъ ожиданія, бжать въ аристократическую гостиную только для того, чтобы увидть ее!

Можетъ статься, порой ему приходило на мысль, что со временемъ онъ ознакомится, сдлается короткимъ въ этихъ гостиныхъ, что и онъ будетъ такъ же ловокъ и смлъ, какъ тысячи другихъ, что и его, какъ и тысячи другихъ, будутъ встрчать со внимательнымъ привтомъ. Очень можетъ статься, что иногда онъ воображалъ себя въ огромной княжеской зал не статистомъ, а человкомъ съ ролью, человкомъ съ рчами… Сегодня спектакль на Каменноостровскомъ театр? Она врно будетъ тамъ. Какъ не хать!

9-й часъ. Въ 1-мъ ярус отпирается ложа за ложей: онх вздрагиваетъ при каждомъ стук отпираемой двери. Мало-по-малу ложи наполняются — и вотъ оцвтился весь ярусъ.

Съ робостью молодой человкъ оглядываетъ ложи въ лорнетъ.

Она! — и его лорнетъ остановился на ней… Она оборотила головку къ молодому графу.

"Есть же на свт избранники, любимыя дти, баловни судьбы, передъ которыми вчно цвтетъ жизнь, вчно красуется, которые тонутъ въ удовольствіяхъ, которые задыхаются отъ полноты счастья!.." Такъ думалъ бдный молодой человкъ, смотря на жениха княжны.