Сегодня-позавчера_4
Шрифт:
– А сам - откуда будешь? Рига, Таллинн, Даугавпилс? А, латышский стрелок?
Боец удивлён. Не успевает ответить, я спрыгиваю с танка (откуда силы взялись?) так близко к нему, что он отшатнулся, хватаясь за винтовку. Щаз! Ногой подбиваю ему ноги, припечатываю в нос открытой ладонью сверху вниз. Но, он - боец, извернулся, упорно тащит винтовку. А ведь за поясом - финка. Значит - не твоя. Даже не вспомнил о ней. Да и узнал я её рукоятку - она торчала из-за голенища одного из Бульдогов ротного.
Такая
Все вокруг замерли в удивлении и нерешительности - никто ничего не понял. Почему я накинулся на бойца, за что бью? Что на меня нашло? Усатый десантник, старший сержант, кричит, но ему идти - восемь шагов, стрелять - не станет. Егор и Лошадь просто рты поразевали, румыны - отшатнулись подальше, как от огня.
Когда прибалт упал, продолжаю пинать его. Со всей возможной злостью. Ещё и под нас вырядился! Румын привел! Не уйдёшь, гнида! Слышу, как что-то хрустит. Чувствую, что усатый - близко. Падаю коленями на живот прибалта - он складывается, бью каской ему в лицо, проворачиваюсь на коленях - усатый десантник уже тянет ко мне свои грабли. Нащупываю финку Бульдога ротного, выхватываю, опять проворачиваюсь. От боли прибалт опять складывается - вовремя. Резким движением стряхиваю с финки ножны и вгоняю финку прибалту в лицо.
Удар прикладом автомата меж лопаток отправляет меня на заслуженный отдых.
***
– Ну, и что ты натворил, ишак?
– слышу скрипучий голос. Ротный!
– Живой!
– хриплю. И стонаю от боли в спине.
– Я-то жив. А вот ты теперь - точно не жилец!
Барахтаюсь, светя исподним сквозь порванные от пояса до пояса штаны - руки связаны за спиной. Сажусь, наконец. Я всё тут же. Вот и тело прибалта. Финка так и торчит у него из глаза. Ротный сидит на корточках передо мной:
– Ты зачем его убил?
– Это тот самый снайпер, что в селе нам жить не давал. Под нас вырядился! Слинять хотел!
– Это штрафник Таугняйтис, тупая твоя башка!
– А штаны? А винтовка?
– Завалил он того снайпера. Штаны - его. И винтовка. Заслуженный трофей.
– А финка? Это же твоего Бульдога ножик!
Ротный встаёт и... бьёт меня ногой в лицо. Падаю. Кровь во рту - губы разбиты.
– За бульдога. Геройский был боец. Погиб он. И финку Таугняйтису - я сам вручил. Ну, ты и сука, Кенобев!
– Это что это? Я - ошибся?
– Пипец тебе, Кенобев! Теперь - точно шлёпнут. И поделом! Задрал ты, в доску!
Ротный плюнул мне прямо в глаз.
Но, мне было уже похеру! Я - ошибся! Я убил невиновного!
Я взвыл волком, катаясь по снегу, горячие слёзы обиды хлынули из глаз.
***
Мир рухнул. Я за эти полтора года войны убивал много и часто. И чужих, и своих. Но, впервые - невиновного. Как мне теперь жить? Как смотреть в зеркало? Я - мразь! Подлый убийца, убивший беззащитного, как младенец, прибалта. Что он мог противопоставить моему "турбо-режиму"? Ничего. Он даже защититься - не мог.
А я - ошибся. Сделал неверный вывод из случайных предпосылок, не обладая железными доказательствами. Штаны, винтовка, финка. Прибалт. Ну, да. Я ещё и - расист. Первое подозрение - прибалт. Забыл, что прибалты-снайпера - это из другой оперы. Из другой войны. С Кавказа. Войны, которой ещё не было. Попутал. Заплутал во временах, патрульный времени, нах!
Шёл я, понурясь, механически переставляя ноги. Тяжесть свершённого мной - раздавила меня. Нелепость ошибки, невозможность ничего изменить, ничего исправить - уничтожала.
– А?
– спросил я, поняв, что это у меня что-то спрашивают.
Старшина роты. И он выжил. Смотрит сейчас на меня, ждёт ответа.
– Обещаешь не сбежать?
– опять спросил он, поняв, что я не услышал вопроса.
Я горестно усмехнулся:
– Куда мне бежать? Нет. Не побегу. Во-первых, некуда бежать, во-вторых - незачем. Каждый должен ответить за свои ошибки. Я - ошибся. Да так, что просто... Нет, не побегу. Нет мне прощения. Пусть расстреляют. И - поделом.
– Вот даже как?
– присвистнул старшина.
– Хуже. Понимаешь - ещё никогда я не считал себя виновным. Никогда! Да, я - косячил! Но, никогда - фатально. Всё можно было исправить. Вот, плен взять. Ну, попал. Так не сдался же я в плен! Взяли меня беспомощного! Да, допустил, виноват! Но, знал, что можно исправить! Бежал, вышел, сдался, штрафник - всё это техническая сторона, технология исправления. А тут - не исправить! Не вернуть человека!
– М-да. Он того снайпера из обычной трехлинейки перестрелял. Стрелок от Бога! Поэтому ротный всего его и одарил. Теперь локти кусает.
– Он-то - локти! А я - хоть стреляйся!
– кричу я и смотрю на кобуру старшины. Успею!
– Даже не думай!
– старшина очень резво накрыл кобуру рукой, - И что это даст? Одного стрелка потеряли, ещё и ты руки на себя наложи! Кто врага будет гнать?
Я усмехнулся:
– Какая разница - сам или расстрельная команда?!
– Ну, рано ты себя судишь. Раньше трибунала.
– Что мне суд трибунала! Я сам себя осудил - что мне суд!
– А ты опять по той же скользкой тропе пошёл? Себя вознёс над другими?