Сегодня-позавчера_4
Шрифт:
Ротный улыбнулся и пошёл довольный. Почему я придурок? А потому что только сейчас до меня дошло, что гаусс-пушка Баси - не много мелких дырок, а много сильных взрывов! Пусть диаметр шарика - мал. При попадании в материал не обладающий плотностью - человеческое тело, например, правда - много мелких, сквозных дырок. А вот при ударе в броню танка - взрыв. Там же скорости - космические! Километры в секунду! Не надо было так изгаляться. Надо было их просто перестрелять! Вот я дурень!
– Не имеет значения, - заявил Лошадь, пожимая плечами, - выброси мусор.
Бойцы роты подходили к танку, смотрели. Кто жал
Лошадь теперь - не мой напарник. Он теперь - подносчик патронов в расчёте Невзорова - пулемётчика с ДП. Лошадь - 3 номер в расчёте ручного пулемёта. Как у собаки 5 нога. И - хер бы с ним.
Я теперь - вольный стрелок. Типа, снайпер без прицела - я же его и разбил, когда пинал прибалта. Или как пулемётчик с ручным пулемётом, из которого можно вести автоматический огонь, но недолго и только в упор - отдача так отводит ствол, что не перебороть. Одним словом - чемодан без ручки.
Это если рассматривать те роли, что мне ротный определил. Я же считаю, что АВС - аналог СВТ - самозарядной винтовки. Только ещё более капризная. И я - просто стрелок, не способный упасть в полный рост или уронить винтовку. Она же, как хрустальная ваза. Явно не АК, что можно с крыши на асфальт, в грязную лужу кинуть, передёрнуть и стрелять.
Рота - меняет позицию. Значит - пойдём в атаку. На штурм. На то и есть штрафники - чтобы первыми пройти до окопов врага, расчистив своими ногами и телами дорогу другим ротам.
Пригороды. Немцы уцепились за мехдвор и руины одного из посёлков. Наступление измочаленных батальонов - забуксовало. И тут пришли мы. Теперь - всё будет ништяк! Обязательно! Потому что прошли мы полчаса назад мимо разворачивающихся батарей 122-мм гаубиц М-30. Вещь! А ты говоришь - штрафники. Пушки пробивают оборону. Пушки - не штыки. Штыки - выковыривают застрявших, забитых огнём батарей недобитков, как зубочистка выковыривает застрявшее волокно мяса из зубов.
Так - в идеале. Как в реале - увидим. Пожрать бы. Вот и запах свежего хлеба об этом моему желудку напоминает.
Проходим тылы передовых батальонов. Бросается в глаза - высокий моральный дух. Всё то же, что и всегда - грязь, хлам, мусор, гильзы, ящики, рванье, тряпьё, раненные, убитые. Но, глаза у людей - блестят. Нет того отчаяния, что было при отступлении. Теперь мы - жмём!
Ах, вот почему столько раненных в бинтах - медсанбат. Запомним. Это - важные сведения. Важнее только расположение кухни и нужника. Потому что тут - не голо поле. Не хотелось бы залечь в вонючую мину.
Вот и наша кухня. Достаю котелок. Трофейный. Не румынский, немецкий. У меня и две фляги. Наша и трофейная. В трофейной - спирт. Я, вообще - зажиточный штрафник. Автоматическая винтовка, нож-тесак, кожаная портупея, разгрузка, ранец за плечами. Не сидор, как у всех, а - ранец с кожаной крышкой. Сапоги - справные, белый масккостюм, чехол на каске. Прицел пулемёта - как одноглазый бинокль. Для смертников-однодневок - неслыханные, да и ненужные богатства. Раскулачивать пора.
Ветеран роты. Дольше меня только ротный в этой Шурочке. Даже последний его Бульдог слёг в госпиталь - воспаление лёгких схватил. Бывает же. Ещё и помрёт без боя. Обидно. А что, сейчас воспаление лёгких - смертельная болезнь. Антибиотиков-то - ещё нет.
Получаю свою порцию. Чуть большую, чем у остальных.
На пояснице у меня маленькая скатка толстого войлока. Расправляю, сажусь - такое вот у меня мобильное кресло всегда с собой. Опять - завистливые взгляды. Что завидовать - возьми и сделай. Чем в карты рубиться на сахар. Сахар - ценность. Потому - местная валюта. Его не едят. На нём - идёт мен. Шила на мыло.
Ем, пока не остыло. Надо, чтобы пища уложилась. Да - вздремнуть слегка. Помедитировать. Перед боем - полезно. Надо успокоиться, обрести душевный покой. Попытаться поймать ту внутреннюю мелодию, когда на душе становиться легко, спокойно и чисто. Когда всё становиться предельно простым и понятным. Когда нет никаких чувств. Никаких мыслей. Только - покой. А из него - сила.
Меня не трогают. Я уже говорил - почему.
Где-то на глубине сознания проходит артподготовка. На автомате собираюсь, "кухонные" и "комфортные" предметы - на места "их постоянной дислокации". Руки сами ощупывают винтовку, нож, гранаты, магазины. Ничего в душе не шелохнулось - всё в порядке.
Открываю глаза. Рота уже ушла вперёд. Густой лес разрывов прямо перед глазами. Мне - туда. Иду. Вижу, мне машут, чтобы я пригнулся. Нервничают. Рано ещё. Не долетит сюда. И копчик - молчит. Чтоб не нервничали соратники, пригибаюсь, ноги переходят на заячий шаг - неровный, неравномерный, но плавный, экономный. Это меня "грушники" научили.
Перескакиваю через окопы, перебежками двигаюсь вперёд. В спину - крики. Кричите, кричите. Копчик - только слегка ноет. А вот когда наши пушкари отработают - тогда выть будет. Есть, конечно, риск, что меня накроет шальным снарядом. Что ж теперь? Война.
Чую, как рота поднимается и бежит за мной. А впереди - катится сплошная стена взлетающей в небо земли. Артобстрел не может быть длинным. Нет тут рядом железной дороги. На полуторках - не навозишься. Ну, вот!
– Ура!
– кричу, выпрямляюсь и бегу в полный рост и со всей скоростью, какую могу выдать на этой лунной поверхности в этих ватных штанах, утянутых белыми маскштанами. Мне надо выиграть дистанцию. Пока немцы не повылезали из своих нор. Потом - страшнее будет.
Укол в копчик. Падаю, перекатываюсь. Не слышу - свистят пули или нет. В ушах - два кило ваты после артподготовки.
Ползу в воронку. Есть. Только скатился, на меня, с матами - два тела. Барахтаемся втроём. Разобрались - где-чьи ноги-руки. Наконец.
– Ты совсем безумен, Дед!
– кричит мне боец из нового пополнения. Глаза его горят лихорадочным огнём. Горячка боя, жар адреналина. Это и хорошо, и плохо. Адреналин выжигает страх и болевой шок, но и из головы вышибает критический взгляд и логику. К адреналину надо привыкать. Плохая привычка. Как наркотическая зависимость.