Секрет долголетия
Шрифт:
И, подойдя ближе к гостю, ехидно добавил:
— Слыхал я, что ты благополучно окончил учебу и стал медиком. Выходит, бросил свою благородную работу и сделался лакеем у Петлюры? Завидная карьера, ничего не скажешь…
— Я — лицо официальное!.. Как уполномоченный правительства я требую уважения… И в мои убеждения прошу не вмешиваться!..
— Вот оно что! Ты, значит, послан сюда самим батькой Петлюрой? Стало быть, это твои дружки и побратимы стреляли из пушек по местечку, по беззащитным женщинам и детям?.. Это твои дружки залили кровью и сожгли
Лицо Билецкого побелело от гнева. Все думали, что он бросится на уполномоченного и начнется потасовка. Но он только плюнул в его сторону и отошел.
Тут уж ребята двинулись к этому посланцу и хотели устроить ему веселые проводы. Но председатель ревкома Билецкий и его помощник Стеценко не допустили этого. Юрко стал уговаривать людей:
— Нет, братцы, так не годится. Некрасиво! Пусть пан Волошин возвращается в свое логово, к своим милым хозяевам, и передаст им, что мы плюем на них и на все их приказы и ультиматумы… Настанет время, и мы отомстим им за все. Всем, а не одному мерзавцу!.. Сотрем с лица земли их кровавую банду…
Посланец батьки Петлюры слушал эти гневные слова и дрожал за свою шкуру. Он явно жалел, что приехал в местечко, и мечтал лишь о том, чтобы подобру-поздорову унести отсюда ноги.
Правда, когда он залез в свои сани, Шмая-разбойник все же ухитрился закатить ему такую оплеуху, что знак от его пяти пальцев надолго остался на щеке неудачливого посланца «самого» Петлюры.
Еще долго потом смеялись люди над уполномоченным батьки и еврейского министра. Но шутки шутками, а неспроста, видно, прислали это чучело, думали они.
В тот день в ревкоме долго ломали голову над тем, как укрепить отряд. Было ясно, что надвигается новая туча… После того как в Киеве потопили в крови восстание рабочих, синежупанники воспрянули духом и взялись за всех, кто выступал против них. Билецкий и Юрко Стеценко созвали митинг и рассказали людям, что нельзя теперь успокаиваться. Надо собраться с силами и быть начеку, чтобы бандиты не застали отряд врасплох.
Никто уже не спал в эту ночь. На околицах выставили патрули. Тут и там установили на крышах пулеметы, захваченные в недавнем бою. Разожгли костры, чтобы было где ребятам погреться. Ведь ко всем бедам прибавился еще и холод.
Глава восьмая
В ПУТЬ-ДОРОГУ
Дубовый лес, что по соседству с местечком, еще раз сбросил свой зеленый наряд. Снова сыпал снег и крепчали морозы, как и в те добрые мирные дни, когда у людей было достаточно теплой одежды, вдоволь дров, хлеба и картофеля.
За это время бандиты несколько раз налетали на местечко. На кладбище уже негде было рыть могилы. Погибших хоронили перед каменной оградой. Некоторые улицы тоже похожи были на кладбища — среди развалин торчали голые дымоходы. Каждая банда, проходившая здесь, оставляла по себе зловещую память.
Все меньше людей оставалось
Вслед за длинными обозами потянулись со своим немудреным скарбом беженцы. В местечке нельзя было оставаться.
Только немногие семьи не покинули родное пепелище в ожидании новых, лучших времен. Они не в силах были расстаться с любимым уголком, многострадальным, истерзанным, бросить могилы родных и близких, дедов своих и прадедов…
Опустел, помрачнел городок.
Шмая и балагула поселились в покинутом домишке на окраине, неподалеку от старой полуразрушенной мельницы. Дороги к домику со всех сторон были занесены снегом, и только одна узенькая тропинка вела к нему. Хозяев здесь не было, платы за квартиру никто не спрашивал, вот и был прямой смысл перезимовать.
Нужно сказать, что Шмая и Хацкель собирались уйти вместе с отрядом Билецкого и Юрка Стеценко, но, как говорят: «Бедному жениться — ночь коротка».
И должно было так случиться, что перед самой отправкой отряда сыпняк свалил Хацкеля, и единственным человеком, который мог ухаживать за больным, являлся Шмая. Нельзя сказать, чтоб эта миссия была по сердцу нашему разбойнику, всей душой рвавшемуся в большой мир. Но не оставишь же в беде товарища, приятеля, с которым уже немало соли съедено.
Дни и ночи просиживал Шмая возле больного, лечил его разными травами, кореньями, ставил ему банки, прикладывал лед ко лбу, но чаще всего врачевал его живым словом — шуткой, прибауткой…
И, как ни странно, это лечение помогало!
Но Шмая-разбойник, кажется, переусердствовал. Стремясь поскорее поставить приятеля на ноги, он придумывал совершенно фантастические смеси трав, отчего жар у больного увеличивался и Хацкель начинал бредить. Тут уж наш лекарь доставал банки, и больному становилось легче.
Понемногу он пришел в себя, ожил. И тогда посмотрел на Шмаю полными благодарности глазами и сказал, сильно заикаясь:
— Ты, дорогой мой, настоящий чародей!..
— Спасибо на добром слове! — ответил тот и, впервые за многие ночи, повалился на теплую лежанку.
Но больной не дал ему долго блаженствовать.
— Шмая, ты спишь? — вскоре спросил Хацкель.
— Чтоб тебя черт побрал! — рассердился кровельщик. — Только уснул, а он…
— А я… Я думал, что ты не спишь…
— Ну, чего ты хочешь? Говори скорее…
— Да я просто так…
— Просто так… И нужно было для этого человека будить?..
— Да нет… Я хотел сказать, Шмая, что мне очень плохо…
— Плохо? А кому теперь хорошо? Всем плохо, всем!.. Спал бы, вот и позабыл бы на время, что тебе плохо… Во сне обо всем забываешь…
— Ты все шутишь, разбойник, а мне что-то в самом деле плохо…
— Может, банки тебе поставить?..
— Разве помогут мне твои банки? Пожрать бы чего-нибудь…