Секрет лабиринта Гаусса

Имшенецкий Вячеслав Андреевич

Таня пробовала уговорить Шурку:

— Не снег это, а соль, снег бы давно стаял.

Шурка закапризничал.

Пошли к блестевшему пятну, поднимая ногами едкую красноватую пыль.

Соль даже вблизи походила на рыхлый мартовский снег. Шурка взял горсть и лизнул языком, почмокал и лизнул еще раз.

— Вкусно! — пробормотал он и целую щепоть положил в рот.

— Перестань, Шурка, — Таня стряхнула у него с ладошки белые крупинки. — Отравишься.

Но сама тоже взяла горсточку и лизнула несколько раз.

— Пошли, — сказал хрипло Петька.

Соль поскрипывала под ногами,

а Шурке казалось, что идет он не по жаркой степи, а по байкальскому льду, присыпанному мягким снегом.

Встретилась долина, сплошь усыпанная белыми черепами неизвестных животных. Кое-где темнели столбики плоских камней с рисунками. Ребята пересекли долину и стали подниматься на высокий холм. Он был в несколько раз выше обычных курганов. На его вершине, как обломанная заводская труба, стоял черный каменный столб.

Ребята думали переночевать на холме, а утром с него рассмотреть степь. Может, где-нибудь покажется вода.

Но одолеть подъем они не смогли. Сначала упал Шурка и ударился лицом, из носа закапала кровь. Сел отдохнуть Петька и медленно повалился на бок. Рядом с ним лег Тимка. Таня пыталась их поднять, но ребята спали, а может быть, лежали без сознания.

Солнце ушло, и сразу наступила чернильная темнота. Таня села на землю и чутко вслушивалась в тишину. И мечтала о воде. Пусть невкусной, болотистой, пусть из любой лужи, но чтобы было много. Чтобы можно было напоить Шурку, Петьку, Тимку и напиться вдоволь самой.

Голова у Тани все ниже и ниже клонилась к остывающей земле. Во сне, а может быть, в полузабытьи она услышала, что кто-то там, на вершине холма, бормочет. Таня села. Ощупала ребят. Они от ночной прохлады, по-видимому, пришли в себя, повернулись на бок, прижались плотно друг к другу и спали.

Таня опять прислушалась. С холма то сильнее, то слабее доносилось пугающее пение. Временами наступала тишина и слышалось отчетливое грубое бормотание. Кто-то кому-то угрожал. Тане стало страшно. Оно хотела оттащить подальше мальчишек. Но, подумав, что шумом может привлечь бандитов и, сидя, притаилась. Становилось холодно, и казалось, что в чернильной темноте кто-то подкрадывается и, наклонившись, стоит за спиной и сипло дышит на волосы. Таня осторожно, боясь повернуться, вынула у Петьки из кармана нож, раскрыла его. И когда ей казалось, что шуршит земля, и кто-то подходит сзади, она быстро поворачивалась и махала в темноте ножом. Заунывное пение наводило тоску. Тане хотелось вскочить и громко закричать. Наконец она решила потихоньку подняться на холм и послушать, кто там у каменного столба ругается и так тоскливо поет.

Таня заползла почти на самый холм, когда почувствовала слабость. Она повернула обратно, потеряла направление, выбилась из сил…

— Таня!

Она открыла глаза. Было светло. Холодный туман лежал над степью. Таня встала:

— Мальчишки, где вы?

— Здесь, внизу, — ответил Петька.

— Ты почему, Таня, без нас пошла»? — спросил Шурка.

— Там на холме кто-то пел.

— А мы проснулись и подумали, что это ты плачешь, — сказал Тимка, — и стали тебя звать.

— А сейчас слышите, поет? Слышите?

Замерли на месте.

— Слышим, Таня, — прошептал Шурка.

Таня оказалась права.

Голоса слышались со стороны столба. Ребята затаились, но певшие тоже как будто спрятались, потому что голос был слышен, а никого вокруг не видно. Подползли ближе. И в этот момент луч восходящего солнца осветил черный столб. Ребятам стало жутко. Толстый столб оказался огромной головой человека, высеченной из глыбы. Они увидели выпученные глаза, раскрытый, как печка, четырехугольный рот. Каменный идол свирепо смотрел на ребят. Лучи солнца высвечивали морщины, и казалось, что идол шевелит жирными губами и бормочет. То, что бормочет он, было совершенно ясно.

— Не ходите к нему! — попросил Шурка. — Идолы на всех порчу наводят. Мне Жандра Бахаев говорил. Он знает, у него дед шаманом был, — Шурка вцепился в Петьку и Таню. — Не ходите.

Прошедшая ночь изменила внешность ребят. Распухли лица, под глазами появились синие пятна. Руки до локтей покрылись мелкими пузырьками и нестерпимо зудились.

— Успокойся, Шурка, — тихо сказала Таня, — я помню, читала, что древние люди, наоборот, их для счастья делали. А твой Зандра Бахаев все перепутал.

Стали рассматривать древнее божество. Место вокруг идола было огорожено красными камнями. Получался широкий четырехугольный двор, но без калитки. На каждом камне высечено чудовище. Идолу, наверно, было тысячи лет. Весь в трещинках и ямках, как будто древние воины вонзали в него свои копья. Снизу до самой макушки, словно ступени, шли глубокие выбоины. Двор внутри вымощен красными плитами. И на каждой высечено одно и то же: лодка, плывущая с людьми, и ровный круг над ней.

Петька с Тимкой обошли вокруг ограды. За спиной идола стоял шалаш, сооруженный из массивных камней. Крыша у него была плоская, сделанная из красноватой плиты толщиной в метр. И походила на неглубокую ванну. В центре ванны была сквозная круглая дырочка. Петька встал на корточки и залез в каменный шалаш. Внутри под дырочкой стояла выпуклая каменная чаша. Петька заглянул в нее и обомлел. Почти до краев она была наполнена водой.

— Идите сюда, — позвал Петька.

Напились вдоволь и сразу повеселели. И с благодарностью думали о древних кочевниках, соорудивших хитроумный сборник дождя и ночной росы.

— Лежите пока, — сказал Петька, — а я вокруг осмотрюсь, может, что и увижу.

Он выполз из шалаша, перескочил через ограду и обошел идола вокруг. Крикнул:

— Ребята, в нем дырочки разные, насквозь!

Петька прислонился губами и подул в одну дырочку. До ребят донесся мелодичный звук — ы-ы-ы-ы-у-у-а-а. Он подул в другую дырочку — ну-ны-ны-ны-но.

Петька посмотрел в глаза идолу и усмехнулся:

— Меня-то не испугаешь.

Петька понял: ветер в дырочки попадает, поэтому он и поет, и бормочет.

Столбики, ограждающие идола, были низкие, и, чтобы основательно осмотреться, Петька решил забраться на голову древнего божества. Обхватывая руками теплый камень, он по выбоинам, как по ступенькам, легко поднялся на макушку.

Здесь, как будто специально для наблюдения, была ровная площадочка размером с большую тарелку. Петька поставил удобно ноги и, прислонив ладонь ко лбу, стал всматриваться в бескрайнюю степь.