Секрет покойника
Шрифт:
Но сегодня они благодушны как никогда. Они прибыли в Константинову столицу, Трир, чтобы отпраздновать свадьбу Константина и Фаусты, сестры Максенция. Это второй брак Константина, но первый никак не может помешать второму. И он, разумеется, не помешал: быстрый развод позволит Константину обзавестись куда более выгодной супругой. Все делают вид, будто это в порядке вещей. Никто не осмеливается сказать о том, что этот счастливый день не что иное, как тщательно просчитанное предательство. Заключая союз с парочкой узурпаторов, отцом и сыном, Константин не оставляет Галерию иного выбора, как выступить против него.
— Максимиану с Максенцием ничего не стоило заключить мир с Галерием и, объединившись, сокрушить меня, — объяснил мне Константин, когда
— Но тогда тебе придется защищать их, — заметил я.
— Возможно, — улыбнулся Константин.
На какое-то время воцаряется гармония. Мы собрались в тронном зале Константинова дворца, увешанного гирляндами и освещенного светом сотни факелов. Брачное ложе возвышается в центре зала и завешано пурпурным пологом, вытканным золотом и украшенным сценами охоты и сражений. Ложе это — символическое. Настоящее действо произойдет в другом месте и позднее. Раздается пение, оповещающее о приближении невесты. Она идет, освещаемая факелами, откуда-то из задней комнаты. Рабы распахивают двери, и на пороге появляется Фауста. Ее лицо закрывает тончайшая шелковая вуаль. Платье почти под самой грудью перехвачено шнурком, завязанным изощренным узлом Геркулеса. Жених должен развязать его, однако, зная Константина, я предполагаю, что он просто его перережет кинжалом. Свита невесты осторожно приподнимает ее над порогом — вряд ли им хочется уронить будущую жену императора. Все внимательно наблюдают за происходящим. Я не раз становился свидетелем тому, как невесты съеживались под придирчивыми взглядами окружающих, но Фауста, похоже, наслаждается ритуалом. Ей всего лишь пятнадцать, но ничего от девственницы в ее позе нет. Согнутая в колене нога под платьем слегка выдвинута вперед, спина выгнута. Фауста как будто всем своим видом намекает на то, что произойдет этой ночью.
Сжимая в руке факел, Константин делает шаг вперед. Рядом его личный прорицатель-гаруспик, который обычно гадает на внутренностях животных. Однако кровавых жертвоприношений на свадьбе Константина не будет. Константин берет Фаусту за руку и согласно брачному ритуалу спрашивает ее имя.
— Если ты Гай, то я Гайя, — отвечает она, повторяя слова настолько привычные и древние, что никто не задумывается об их смысле.
Когда Константин женился в первый раз, я стоял рядом с ним, исполняя роль прорицателя. Теперь, когда он стал императором, гадать ему может только другой император. Я пытаюсь не принимать это близко к сердцу.
Константин вручает ей факел. Его шурин Максенций передает ему золотой кувшин, наполненный водой. В свою очередь, Константин передает его Фаусте. Затем приподнимает ее вуаль.
Каковы бы ни были политические мотивы этого брака, нельзя отрицать физических достоинств невесты. Семейное сходство прекрасно заметно в Фаусте. Длинные ресницы, гладкая кожа, женственность, не вполне подобающая ее отцу и брату, придают ей чувственную красоту. Она сейчас в том возрасте, когда тело наливается, как спелый плод, и под платьем хорошо различимы округлости груди и бедер. А вот лицо все еще сохраняет детскую невинность. Опасный возраст.
Константин подводит Фаусту к брачному ложу. Опустившись на него, они сливаются в нарочито страстном объятии, тогда как гости становятся в очередь, чтобы поздравить новобрачных. В этом зале находятся три императора, и право первенства — весьма болезненная вещь. И все же нет никаких сомнений в том, кто должен подойти к ложу первым. Мать Константина, вдовствующая императрица Елена. Ей шестьдесят, но она все еще самая властная женщина в этом дворце: высокие скулы, строго поджатые губы, голубые глаза, которые не упускают из вида ни одной мелочи. Костлявые плечи горделиво развернуты и нисколько не сутулятся. По слухам, ее мать была хозяйкой публичного дома, но я знаю Елену всю жизнь и никогда не осмеливался спросить, так ли это. По ее лицу, покрытому толстым слоем пудры и румян из
Позади Елены, цепляясь за ее юбку, в очереди стоит маленький мальчик. Никто не смеет прикасаться к ней, но Крисп ее единственный внук и потому имеет право на поблажки, на которые не может рассчитывать даже Константин. Возможно, он напоминает ей сына в детском возрасте. Если посмотреть на профиль Константина, отчеканенный на монетах, то видно, что Крисп его отпрыск. У него такое же круглое лицо, такой же лучистый взгляд. Елена поднимает мальчика и усаживает на ложе. Константин обнимает его и ерошит волосы. Фауста целует малыша в щеку. Она улыбается, правда, не вполне искренне. Взгляд, который Фауста бросает на Криспа, заставляет меня вспомнить о кукушке, оценивающей яйца другой птицы.
Наставник Криспа, худощавый мужчина с длинной бородой, подбегает к брачному ложу и стаскивает мальчика на пол. Толпа смеется.
— Что с ним станет, как ты думаешь? С юным Криспом?
У меня за спиной появляется какой-то придворный сановник, имени которого я не помню. Он протягивает новобрачным кубок, предлагая выпить за их счастье.
— Неужели император оттолкнет его, как ты думаешь?
Я терпеть не могу такие игры, в которых нужно что-то угадывать.
— Он все также остается сыном Константина, его первенцем, — твердо заявляю я. — Константин ни за что от него не откажется.
Константин сам знает, как больно ребенку видеть, как от его матери отказываются в пользу другой женщины, более выгодной партии. Что, однако, не помешало ему сделать то же самое, что и некогда его отец.
Слишком много жен, слишком много императоров и слишком много сыновей, повторяющих ошибки отцов. Неудивительно, что империя постоянно воюет сама с собой.
Глава 11
Скоростной поезд, район Реймса, наши дни
Зачем Майклу понадобился свиток, которому не менее тысячи семисот лет?
Почему он был готов заплатить сто тысяч евро за возможность прочитать написанное в нем, хотя даже не знал, о чем будет текст?
Откуда у него такие деньги?
Эти вопросы теснились в голове Эбби, пока она, сидя в поезде, смотрела в забрызганное дождем окно. На светящемся табло над дверью вагона была видна скорость поезда. 287 километров в час. Мчусь вперед, но куда?
Деньги у Майкла водились всегда. И незачем кривить душой: они были частью его привлекательности. Не сами деньги, а то, как он обходился с ними, его экстравагантные поступки. Для Эбби, дочери пастора, излишества были не просто исключены. Они были верхом безнравственности. Находиться рядом с тем, кто сорит деньгами без сомнений и сожалений, было глотком свободы. Его уникальный автомобиль, который в Приштине не осмеливались трогать даже местные гангстеры. Шампанское и дорогие вина, которые лились рекой каждый раз, когда они приходили в ресторан. Номера в дорогих отелях, когда они куда-нибудь выезжали. И всякий раз, когда Эбби начинало казаться, что она привыкла к этому транжирству и ее уже ничем не удивить, Майкл находил новый, еще более шокирующий способ потратить презренный металл, что, однако, вызывало у нее неизменный восторг. В тех редких случаях, когда она что-то говорила по этому поводу, Майкл лишь пожимал плечами и целовал ее в лоб.