Секрет Жермены
Шрифт:
Напрасно Жермена, Берта и Мария искали хоть какого-нибудь занятия, даже совершенно им непосильного. Они ничего не находили. Решительно ничего!
И если бы приходилось голодать только им троим и Бобино!
Наборщик со своей неистощимой привычкой к шуткам говорил:
– Мы-то привыкли питаться голодом! Но как быть с бедным князем? Как ему терпеть обнищание? Тысяча чертей! Что делать?
Пришлось в конце концов лишить Мишеля лакомств и сигар, он стал невыносимо сварливым и придирчивым, жить с ним становилось невозможно.
Мишель всерьез считал себя сумасшедшим, и все его поведение было действительно безумным.
Его постоянно преследовали навязчивые идеи: о самоубийстве, о женитьбе Мондье на Жермене и о побеге из дому.
Он настойчиво твердил Жермене, что ей надо выходить замуж за ее палача и просьбы всякий раз постепенно переходили в приказания. Он кричал иногда так, что наверняка слышали соседи, и это могло кончиться публичным скандалом.
Один раз, когда он пребывал в особенно возбужденном состоянии, Жермена даже испугалась. Таким, кажется, она его еще не видела.
Березов сделался беспредельно злым, агрессивным, грубым.
– Порази вас гром! Долго вы еще будете держать меня взаперти?! Я же вам говорю, что вы должны выходить за Мондье! Когда вы станете его женой, я смогу покидать этот ваш постылый дом. Я сделаюсь добрым другом вам обоим. А потом… А потом… Раз вы говорите, что любите меня… Что ж… будете спать и со мной… Это же прекрасно… Что вы молчите? Черт подери! Вы скверная девка… шельма… Я вас отлуплю… как вы того заслуживаете… Потом… потом сам застрелюсь… так надо.
На этот раз девушка окончательно испугалась. Не того, что умрет – зачем нужна такая мучительная беспросветная жизнь? Она боялась, что останется беззащитным несчастный сумасшедший, который так ее любил! Гак был ей предан и кого любила она!
Жермена представила князя в одиночестве, запертого в доме для умалишенных, где его будут мучить, о чем она читала в дешевых книжонках.
Мишель в окружении врачей, считающих всех пациентов безнадежными или симулянтами; грубых и невежественных надзирателей, подвергающих пыткам холодным душем или, наоборот, ванной с горячей водой. Никогда этому не быть! Она не отдаст Мишеля на адовы муки!
И в то же время она очень испугалась его возбужденного состояния. Что он ее побьет, этого она не боялась. Разве она не была его собственностью, его вещью, так сильно любя его? Разве он не имел над ней права жизни и смерти? Да. Ее смерти, но ведь надо, чтобы эта гибель спасла его, обеспечила бы ему счастье! А если он ее изувечит и она станет ни на что не годной? Кто тогда будет за ним ухаживать до последнего своего вздоха?..
Жермена была с ним одна. Берта ушла искать работы. Мария – в прачечную, Бобино помогал в кожевенной мастерской за небольшую плату хозяину Матиса, прежде чем пойти на свою смену в наборном цехе.
Итак, они оставались вдвоем. Казалось, ничто не предвещало
– Я хочу уйти!
– Вы не уйдете, – твердо ответила Жермена.
Лицо Мишеля перекосилось, глаза налились кровью, он кричал:
– С дороги! Дай пройти!
Жермена продолжала стоять перед дверью. Тогда он сдавил ее руку своими пальцами атлета. Жермена застонала от боли.
Эта жалоба не только не отрезвила безумца, а, наоборот, еще сильнее распалила. Он закричал совершенно вне себя:
– Ее надо убить, раз она не подчиняется! Я ее задушу!.. Задушу!
Огромные кисти мужских рук охватили ее горло.
Жермена, почти потеряв сознание, спустилась на колени, не подумав или не захотев звать на помощь.
Но раздался стук в дверь, и родной голос позвал:
– Жермена, открой! Что с тобой, Жермена?
Мишель тоже узнал голос Марии, и тотчас возбуждение утихло. Он отпустил Жермену и открыл дверь, уже не помня, что произошло.
Мария уронила тюк с бельем, увидав Жермену, лежавшую на полу еле дыша, не в состоянии вымолвить слова.
Заметив, что дверь открыта, Мишель кинулся бежать, но Мария его удержала:
– Куда вы, Мишель? Останьтесь, я так хочу.
И князь безропотно покорился девочке.
– Что я такое натворил? Жермена, скажите!.. Я ничего не помню… простите меня!..
– Господи, да что же случилось? – спрашивала Мария.
– Ничего, дорогая моя, решительно ничего, – сказала Жермена, тяжело дыша, но не желая тревожить сестру. И чтобы та не задавала новых вопросов, заговорила сама: – А почему ты так скоро пришла? Я не в упрек тебе, а потому что, боюсь, тебе стало дурно, ты слишком много и не по своим силам трудишься.
Марию знобило, она слегка покашливала. Присев на стул, девушка сказала сестре:
– Да, я что-то неважно себя чувствую, мне холодно и болит в боку.
Она показала на правую сторону груди, закашлялась, поднесла платок к губам. Жермена увидала на ткани пятно розоватого цвета. Это очень встревожило, она вспомнила: такие же следы оставались на платках покойного отца, умершего от воспаления легких, его тоже знобило, и он тоже чувствовал боль в груди.
Жермена обняла сестру, ласково шепча:
– Маленькая моя… моя дорогая девочка…
– Знаешь, когда из-за двери я услышала крики Мишеля, я страшно испугалась и опрометью бросилась вверх по лестнице, совсем задохнулась. Может, все от этого? – отвечала младшая, успокаивая сестру.
Жермена взяла ее как ребенка на руки, отнесла в спальню, уложила в постель.
– Мишель! Не оставляйте меня одну! – просила Мария.
– Нет, девочка, я тебя не оставлю, – отвечал тот ласково.
– Обещайте, что вы никуда не уйдете… будете все время около меня.