Секрет
Шрифт:
Таня стоит в коридоре и зеленые глаза жгут меня из глубины капюшона с меховой оторочкой. На всякий случай опускаю взгляд на ее ноги, с облегчением выдыхаю: она все-таки обулась в сапоги.
— Я подумала, что заболеть сейчас было бы очень неинтересно, - понимает мой взгляд Туман и быстро стряхивает с плеч куртку.
Я выразительно показываю на свои руки, но малышке все равно: несется и выпрыгивает мне на шею, чуть не валит с ног. Только чудом сохраняю равновесие и, стараясь не испачкать ее одежду, поддерживаю
— Теперь на твоих джинсах будут следы преступления, - говорю в ее восторженно улыбающееся лицо.
— Хочу знать подробности, раз уж мы теперь в одной лодке, подельничек, - подыгрывает она.
Делаю хищное лицо, клацаю зубами у нее перед носом, но она и не думает отклоняться.
— Я только что прикончил ананас, малышка, - стараясь подражать голову гангстера, «сознаюсь я».
— Дело тянет на электрический стул, малыш, - изображая раскрепощенную подружку мафиози, подмигивает Таня.
Она ведь понятия не имеет, что я впервые в жизни играю с женщиной, и мы не в постели и это не игра из разряда «непослушная ученица». Это просто мы, и «просто мы» за секунду состряпали диалог, под напором которого отступает вся накопившаяся за последние дни усталость.
— Я не обнимала тебя три дня, - шепчет мне на ухо Туман. – Очень сильно соскучилась по тебе. В моем сердце радужный мыльный раствор, и кто-то дует в него через трубочку, потому что у меня под кожей миллиарды пузырьков счастья, и в каждом твое имя. Мне хочется просочиться тебе под кожу
Никто никогда не говорил мне ничего и близко похожего.
И дело даже не в словах.
Дело в том, с какой интонацией она их произносит.
Я прижимаю ее спиной к стене, фиксирую своей грудью и, пока Таня снова не начала говорить, хрипло отвечаю:
— Двенадцать дней, Туман, а потом ты будешь моя всю ночь.
— Повтори еще раз, - жмурится она, податливо откидывает голову.
— Хочу тебя трахнуть, малышка.
Она так невыносимо дико ерзает в моих руках, что напоминает бракованную петарду, которая просто вертится на земле со скоростью реактивной юлы.
— Неприемлемая формулировка? – уточняю на всякий случай.
Таня выразительно колотит пятками по моей пояснице.
— Неприемлемые двенадцать дней, Дым.
Она делает все, чтобы показать злость, но я вовремя беру себя в руки и спускаю малышку на пол, чуть не в спину выпроваживая в сторону ванны мыть руки. Сам ухожу на кухню, упираюсь ладонями в столешницу и начинаю хаотично перебирать в голове всякие юридические термины, кадры из фильмов ужасов и прочую хрень, лишь бы успокоиться.
Молодец, Клейман, понадеялся на выдержку и фору в тринадцать лет опыта. Опускаю взгляд на свои домашние полотняные штаны. Хрен тебе, а не фора: Туман уделала за минуту, а впереди еще целый час.
Сам не знаю как, но все-таки беру себя в руки, раскладываю ананас на большое
Она возвращается из ванной… и хорошо, что я не держу в руках ничего хрупкого, потому что кулак рефлекторно сжимается до хруста костяшек. Она в одном очень простом розовом белье: маленькие трусики и розовый бюстгальтер на узких бретелях. Волосы распущены и я только сейчас фиксирую, что они у нее длинные, немного вьющиеся, почти до середины спины.
Малышка подходит ближе, неуверенно протягивает пальцы к пуговицам моей домашней рубашки, а я даже рта не могу раскрыть, чтобы не сказать, что в гробу я видел и ее белье, и свои запреты. Просто смотрю, как она расстегивает рубашку – аккуратно и неторопливо, прижимаясь губами к моей шее. Ниже и ниже.
Меня валит обратно, к столу. Приходится опереться рукой на столешницу, чтобы не запустить руку ей в волосы и не прижать к себе еще сильнее.
— Ты такой… - тяжело дышит малышка, пробегая пальцами по небольшой поросли у меня на груди, целует прямо над сердцем. – У меня от тебя голова кружится сильно-сильно.
Закрываю глаза, посылаю все на хрен и запускаю пальцы ей в волосы. Прижимаю голову сильнее. Мы одновременно сжимаем зубы: она на моей груди, я от проклятого удовольствия, которая растекается под кожей, словно яд.
Нам нужно притормозить.
Хотя бы на пару минут.
Таня стаскивает с меня рубашку, и я ловлю этот момент передышки, чтобы отодвинуть ее от себя, и даже боюсь смотреть в ее лицо, потому что это будет настоящая Хиросима для моего терпения и самоконтроля. Просто отмечаю, что малышка влезает в мою рубашку, поворачивается спиной, немного возится – и бросает на кухонный диванчик верхний предмет своего белья, застегнув рубашку только на одну пуговицу.
Даже полностью голые женщины, которых я видел на своей кухне, выглядели и в половину не так сексуально, как Туман в моей рубашке.
И сейчас мне совсем не хочется шутить о единорожках и бегемотиках.
Мне до одури хочется быть у нее между ног.
— Дым? – Туман смотрит на меня с таким желанием, будто от моего «да» зависит ее жизнь. – Поиграй со мной.
Глава шестнадцатая: Антон
Я отступаю назад, увлекаю малышку за собой.
Сажусь на диван, не глядя смахиваю пару подушек.
Усаживаю Туман сверху, медленно развожу ее ноги так широко, чтобы она полностью прижалась к моему паху. Надавливаю на ее ягодицы. Малышка вздрагивает, кусает нижнюю губу, тянется меня обнять, но я мотаю головой.
— Руки назад, Туман.
Она послушно сцепляет пальцы на моих коленях. Подталкиваю ее бедра, показываю, как она может ими двигать: плавно, вверх и вниз, прижимаясь ко мне.
— Я… все хорошо? – Взгляд из-под пшеничных ресниц.