Секретная командировка
Шрифт:
– Влалодья, извъени, – смущенно сказал Цинцарь, увидев, что у меня девушка. – Н-но кагта я ухатил, дежуртный скастал, чтобы тебъя поствал, куртъера нету, у фаст какой-то инцатент, чапе.
Так что пришлось мне все бросать, бежать на службу. И не какой-то инцидент, а огромный!
А ведь можно было бы обойтись и без карательной экспедиции.
Еще в августе СНК повысил закупочные цены на хлеб. Какого точно числа это произошло, не упомню, а подшивку газеты «Правда» листать лень. Разумеется, «твердая» цена – это не рыночная (имею в виду «черный рынок»), где за пуд пшеницы спекулянты дают в десять раз больше, чем государство,
Если в нашем светлом будущем (моем прошлом) кто-то считает, что решения партии большевиков и совнаркома выполнялись день в день, он ошибается. Губернии понадобиться произвести расчеты, «раскинуть» новые расходы по уездам, тем – по волостям, а уже потом что-то зашевелится. Но главное, что «центр», опубликовав решение об увеличении закупочных цен, не потрудился обеспечить его материально. Возможно, что есть в Советской республике губернии, что могут сами себя содержать, зарабатывать, но это не наша. Нет-нет, в конце сентября – начале октября из Петрограда деньги придут, и мы сможем рассчитываться с народом по новым ценам, но мужики-то тоже газеты читают и хотят понять, почему комбед, учитывавший каждую горсть зерна из нового урожая, платит по-старому, а на все вопросы посылает по матери?
Мужики, от греха подальше и в надежде подождать правильный расчет, решили пока спрятать зерно – двести пудов – в лесу, понадеявшись, что на престольный праздник Воздвижение Креста Господня внимания на них не обратят. Но комбедовцы – народ глазастый, церковные праздники, хотя и празднуют, но бдительности не теряют. А дальше началось то, что наш классик назвал «бессмысленным и беспощадным». Думается, что без самогонки не обошлось, но что это меняет?
Председателю комитета бедноты повезло – убили сразу, а его заместителю и секретарю пришлось хуже. Одному отрубили пальцы рук, выкололи глаза, вспороли живот, а второго насадили на вилы и таскали, еще живого, по всему селу, а потом скинули в реку. Жен, пытавшихся спасти мужей, тоже убили.
Малых детей комбедовцев трогать не стали, а сын председателя – уже подросток, успел спрятаться, а потом добрался до соседней деревни, где уже его и отправили к нам.
Сашка Павлов, узнав про убийства, почернел с горя. Я говорил, что его родители живут в селе. Нет, уже не живут. Секретарь комитета бедноты, которого таскали на вилах – его отец, убита мать. А там еще и сестренка четырнадцати лет, и что с ней теперь, неизвестно. Зато Сашка узнал, что отца убивал его же родной брат, вместе с сыном, соответственно, приходившиеся нашему Павлову дядькой и двоюродным братом. Кто убивал мать, он пока не знает, но обязательно узнает!
Вообще, с комбедами и продотрядами надо что-то решать. Вернее – отменять эту систему сплошного учета и изъятия всех излишков. Поговаривали, что «наверху» собираются облагать губернии «твердыми» нормами по поставкам зерна государству, а уж мы сами будем делить по уездам, а те по волостям, ну и соответственно, по селам и деревням. Типа – как после отмены крепостного права выкупные платежи платил не отдельный крестьянин, а община. Это у нас, что же такое будет, продовольственная разверстка? Похоже. Но не помню, в каком году ее ввели [9] .
9
11
От Череповца до Яганова тридцать верст, только-только добраться. Переться в село на ночь глядя, чтобы наводить революционный порядок, было глупо, и потому, когда добрались до Шурова (деревушка, от которой останется версты три до конечного пункта), я приказал становиться на ночлег.
Следовало бы загнать народ по домам, выставить караулы, чтобы кто-нибудь не метнулся в Яганово сообщить о чекистах, но я не стал. Думается, в селе уже и так знают, что из Череповца идет карательный отряд, так что прятаться бессмысленно. К тому же, с какой-такой стати представители государства должны прятаться от населения? Нет уж, дорогие мои, сами прячьтесь!
Но все-таки пару парней из числа фронтовиков я отправил в разведку, чтобы неспешно сходили, да глянули, что и как.
Разведчики вернулись часа через три, когда я уже начал переживать – а не случилось ли что?
– Командир, чудеса, да и только, – растерянно доложил один из парней. – А ведь мужики воевать собрались. На въезде баррикада из бревен, а по бокам окопы, часовые стоят.
М-да, чудеса, да и только. Вроде бы организованного сопротивления там быть не должно. С другой стороны – а для чего мы трехдюймовку тащили?
Сашка Павлов еще не спал. Скорее всего, он вообще спать не собирался.
– Саш, сколько мужиков в Яганове? – поинтересовался я.
Павлов немного задумался, прикидывая:
– Две сотни наберется. Это ты силы противника пытаешься определить, товарищ командующий?
У Сашки хватило сил улыбнуться.
– Так ведь положено, – в тон ему ответил я. – Думаю, из двух сотен не все против нас пойдут, да и оружия столько не будет.
– У нас фронтовиков на селе человек двадцать осталось, – сообщил мой друг. – Винтовки с фронта не все тащили, кое у кого изъять уже и успели. Но могут быть какие-нибудь берданки, охотничьи ружья. Я ведь хоть и тутошний, но в гостях не у всех бывал, стволы не считал.
– Значит, если по максимуму брать, вооруженных человек пятьдесят? – уточнил я.
– Поменьше, – наморщился Сашка. – Человек двадцать, может тридцать.
– Эх, жалко, что ты у нас при орудии состоишь, а не то поручил бы тебе заслоны поставить за селом. Ты у нас местность лучше знаешь, а то разбегаться начнут, лови их потом.
– Я им, сукам, поразбегаюсь! – мрачно пообещал Сашка. – Володька… Виноват, товарищ командир, давай я пару десятков бойцов возьму – места я знаю, куда бежать можно, заслоны выставлю, к утру вернусь.
Я раздумчиво поскреб двухдневную щетину. Терпеть не могу ходить небритым, но в эти дни некогда бриться.
– Я-то думал, что бог войны выспаться должен. Тебе завтра твою бандуру наводить.
– А чего ее наводить-то? – беззаботно отозвался Сашка. – Я трехдюймовку по стволу наведу, и все дела. Помощники есть, мы с ней втроем управимся. Это тебе не моя красотуля.
Я испугался, что Павлов сейчас снова начнет рассказывать об особенностях десятидюймовой береговой пушки системы Бринка, для которой требуется слаженный орудийный расчет, как его долго и нудно учили артиллерийской науке, и поспешил прервать парня.